— Майкл, в чем дело? С тобой все в порядке? Что-то случилось?
— Не беспокойся. Скоро приеду. Ничего не случилось.
— Хорошо. Тогда до встречи.
Джон выключил телефон и некоторое время смотрел на него, словно надеясь таким образом разгадать услышанное.
Он знал Майкла Маккина достаточно хорошо; когда что-то глубоко волновало священника, он переставал быть тем человеком, каким его знали все.
И сейчас, видимо, один из таких моментов.
Несмотря на заверение Майкла, будто ничего не случилось, Джон безошибочно угадал по голосу — что-то произошло.
Он вышел из комнаты, которая вдруг снова превратилась в самую обыкновенную, и прикрыл дверь. И за то время, пока спускался вниз, так и не смог избавиться от ощущения своей бесполезности и одиночества.
Вилка подцепила из кипящей кастрюли пару макаронинок.
Вивьен, стараясь не обжечься, поднесла их к губам и попробовала. Что надо! Сцедила воду и переложила спагетти в соус, ожидавший их на сковородке. Несколько минут подержала на большом огне, помешивая, пока не испарились остатки воды и блюдо не приобрело нужную консистенцию, как учила ее в детстве бабушка — та, что, в отличие от остальных членов семьи, не смирилась с превращением своей фамилии из Луче, что по-итальянски значит «свет», в английское Лайт.
Вивьен переставила сковородку на подставку и разложила спагетти по тарелкам. Она не стала накрывать на стол, а здесь же, на кухне, недалеко от плиты, постелила на столешницу бамбуковые салфетки и позвала племянницу:
— Готово!
В дверях появилась Санденс. Она только что приняла душ, влажные волосы блестели в ярком свете, па-давшем из окна, на ней были тенниска и джинсы, но и в них она выглядела королевой. Несмотря на некоторые отцовские черты, девочка казалась точной копией матери.
Красивая, стройная, хрупкая.
Трудно понять и легко ранить.
У Вивьен сжалось сердце. Бывали минуты, когда боль, словно внезапно расплавившийся сгусток крови, проникала повсюду, пронизывала ее целиком. Не иначе как наказание за все случившееся, сожаление о том, что могло быть и в чем отказала судьба. Насмешка над теми краткими мгновениями, когда она, как любой живой человек, находила, что жизнь прекрасна. Над мечтами, превращавшимися в ничто.
И все же она улыбнулась своей племяннице.
Она не должна допустить, чтобы утраченное повлияло на будущее, помешало сохранить то, что еще можно сберечь, подвергло опасности все, чего еще можно добиться.
Не всегда время залечивает раны. Вивьен порадовалась бы, если бы оно хотя бы не наносило новых. А обо всем остальном, что зависит только от нее, она позаботится сама. Не ради того, чтобы заглушить терзавшее ее чувство вины, а для того только, чтобы Санденс прислушалась к ней.