— А в Афганистане и в Китае мы пытались устроить мировую революцию. По приказу товарища Сталина.
— Вот только не надо, гражданин Примаков, всуе упоминать имя товарища Сталина! — резко осадил его Березкин. — И еще раз настоятельно повторяю, что вы отныне ни ему, ни мне, никакому другому честному большевику-ленинцу не товарищ. Усвойте это.
Примаков совсем сник и какое-то время сидел на стуле в состоянии полной прострации, повторяя тихо себе под нос:
— Что же это?.. Как же это?..
Его бормотание прервал следователь.
— И что, устроили?
— Что устроили? — недоуменно переспросил комкор.
— Ну, эту самую мировую революцию? — съехидничал Березкин и тут же стукнул кулаком по столу. — Перестаньте отвечать вопросом на вопрос. Вы находитесь не у себя в «черте оседлости» под Черниговом.
Вновь наступило молчание.
— Ну, ладно, — продолжил Березкин, глядя в упор на допрашиваемого. — Все это лирика. Отложим пока разговор о вас. Расскажите, арестованный Примаков, о ваших связях с руководителями военной структуры правотроцкистского центра, да поживее. Нас интересуют Геккер, Горбачев, Кутяков и вся остальная жидолатышская и жидобессарабская сволочь, разлагающая нашу армию изнутри. Я надеюсь, вы знаете, о ком идет речь?
Примаков понурил голову и робко произнес:
— По-моему, люди, которых вы только что назвали, искренне преданны нашей партии.
— Нам лучше знать, преданны они или нет! Отвечайте по существу.
Тут Примаков вдруг вспомнил, что он все-таки атаман Червонного украинского казачества и в свое время при упоминании его имени трепетали «красновцы» и «пилсудчики», и он сказал, как отрезал:
— Не буду.
— Что?! Что значит — не буду?! — Березкин побагровел.
— То и значит, что не буду, — не дрогнув, повторил Примаков.
— Гражданин Примаков… — следователь не договорил.
— Я тебе не гражданин, щучий сын, а комкор Примаков! — твердо ответил он.
Березкин обливался потом. Достав из кармана носовой платок, он стал вытирать лицо, мясистый подбородок, шею, после чего зло изрек:
— Сейчас мы посмотрим, какой ты комкор! — и позвал: — Петухов! Рындин!
Дверь следовательского кабинета открылась, и в нее вошли два крепких хлопца.
* * *
Избитый в кровь, с отбитыми внутренностями и раздавленными коваными сапогами гениталиями, комкор Примаков лежал на грязном, заплеванном, впитавшем в себя человеческие испражнения полу, тупо уставившись в одну точку — закрытое окошечко тяжелой металлической двери, в щель которого пробивалась из коридора тонкая полоска тусклого света. В голову лезли черные мысли. Хотелось покончить с мучениями раз и навсегда. Когда он подумал, что надо перекусить себе вены на руках, было уже поздно — передних зубов не было.