Для достижения этой цели Надир-хан возложил свою правую руку на Коран и торжественно поклялся, что ни один волос не упадет с головы его предшественника, полное имя которого на престоле, занимаемом им ровно девять месяцев, день в день, звучало так — Хабибулла II Гази Калакани Бача-и Сакао (Сын Водоноса). Тот, кого было очень трудно обмануть, поскольку он сам мог обвести вокруг пальца любого, в данном случае проявил редкую для своей мнительной натуры доверчивость и даже беспечность, приняв на веру обещание человека, который еще вчера заверял своих главных союзников — англичан, что бросит тело Хабибуллы на съедение собакам.
Едва Бача-и Сакао въехал со своими преданными нукерами в Кабул, как тут же был схвачен и брошен в королевский зиндан, а его охрана частично разоружена, частично перебита. В тюрьме, хоть она и имела высокий монарший статус, было мерзко и грязно, как и во всех остальных заведениях подобного рода, — сырой земляной пол, по стенам сочилась нечистая влага. Мучимый жаждой «почетный пленник» — вынужден был время от времени прикладываться к замшелым, покрытым плесенью камням языком и слизывать со стен эту зловонную гадость. Уж он-то всегда знал вкус хрустально чистой воды из горных источников, поскольку был сыном армейского водоноса. Эта уничижительная кличка Бача-и Сакао прилипла к нему с раннего детства, из которого ему и вспомнить-то было нечего. Его биография, достойная хоть каких-то воспоминаний, началась только в тридцать лет, когда он бросил мирные занятия и вступил в один из басмаческих отрядов Исмаила Энвер-паши, орудующего в Советском Туркестане.
Перед тем как бросить в застенок, надзиратели слишком уж поверхностно, с ленцой и неохотой его обыскивали. За полой стеганого халата в замусоленной тряпице он прятал единственное сокровище, которое у него теперь оставалось, — знак ордена Хедмат, которым правительство эмира Амануллы наградило его за смелость, проявленную при подавлении мятежа в Южной провинции. Случилось это более пяти лет тому назад, в 1924-м. В том же году, правда, Бача-и Сакао сбежал из резервного регулярного отряда, где проходил службу, захватил с собой оружие, по дороге кого-то убил, за что был тут же объявлен дезертиром, изменником, а позже и государственным преступником.
Это был крутой поворот в судьбе, который в конце концов и привел его в это свое последнее пристанище с земляным полом и узким решетчатым окном под самым потолком — темный и сырой зиндан. Бача-и Сакао извлек откуда-то из-под мышки тряпицу с последней своей реликвией — орденом, название которого переводится дословно как «Заслуга», и стал разглядывать эту никчемную уже теперь безделицу, заигравшую шаловливыми огоньками под лучиком солнца, неизвестно как проникшего в его мрачное узилище.