Все-таки залез. На эту... Кедру. Кто-то, может, и "весь в шоколаде", а я весь в... этом самом, что растёт на горной вершине. В смоле, налипших на неё хвойных иголках, чешуйках коры и сучках. Кто самый главный враг подглядывателя? - Почесуха.
Сверху Паучья весь просматривалась довольно хорошо. Длинный холм вдоль реки, постепенно понижающийся к востоку. Прямо передо мной к реке выходят ворота. Чётко были видны две половины селища. Верхняя, западная. Два десятка подворий, дома длинные, низкие, на треть, видимо, в земле. Крыты корой и соломой. Восточная половина -- новые избы. Квадратные срубы, крыты щепой. На стыке двух разностильных половин застройки -- здоровенное подворье. Дом -- из старых, но вдвое больше. Служб не видно. Только здоровенные амбары. Вот между ними откуда-то проявился знакомый беленький платочек. Наверное знакомый -- отсюда видна корзинка. Потом платочек появился в соседнем дворе. И пошёл в хлев. Свинка кушать хочет -- ей на все тайны человеческие плевать.
Я просидел на дереве довольно долго. Пока мочевой пузырь громко не сказал: "хватит". Слезать... было еще интереснее, чем забираться. Я уже говорил, что сосны на песке растут? Так вот это -- правда. Но они же в этом песке еще и корни свои растопыривают. Очень твёрдые корешки. Если на них копчиком.
Пришлось вернуться в березняк имени несанкционированной любви шпионов-разведчиков, нарезать и нагрузится, как идиот, берёзовыми ветвями. Длительное размышление над ситуацией привело меня в полный восторг: кое-какие мелочи уточнить и вся шпионская сеть потенциально-кинетического противника будет раскрыта. Ура, товарищи! И пусть тогда Аким хоть всю свою бороду сжуёт -- он десять лет не мог у себя под носом "пауков" разглядеть, а я вот раз...
Увлечённость интеллектуальной деятельностью снова сыграло со мной подлую шутку -- я заблудился на обратном пути. К Рябиновке вышел уже затемно. Ворота были закрыты, а вот калитка рядом -- нет. Сторожа не было, крутившиеся вокруг собаки уже меня признавали и не лаяли. В усадьбе где-то в избах шла гулянка, пахло дымком и мясом. Но интересоваться не было желания -- устал я. Тихонько подошёл к "боярскому" крыльцу. Сейчас - через гридницу, стукну там в наши сени -- мужики двери откроют и впустят. От крыльца мне навстречу метнулась тень. Схватила за ноги, дёрнула так, что я сходу полетел на спину. И навалившись мне на грудь, произнесла захлёбывающимся голосом:
-- Гадина! Не продавай! Не смей!
Конец девятой части