Они преодолели множество лестниц и вдоволь покружили по коридорам, повинуясь разноцветным стрелкам, пока, наконец, распахнувшаяся перед ними дверь, обитая чем-то мягким, не привела их на галерею, высоко взметнувшуюся над темным полукруглым залом. Вокруг них и под ними дышала и вибрировала пятидесятитысячная толпа, наполнившая гигантское помещение своим теплом и запахами. Несколько прожекторов освещали центральный помост; их лучи пронзали темноту над тысячами голов крест-накрест, как при выступлении цирковых гимнастов. Пробираясь к креслам, Хайди успела привыкнуть к полумраку и теперь различала лес голов, обращенных к помосту. Однако стоило и ей устремить взгляд в том же направлении, как толпа снова растворилась, став бесформенной и безликой массой.
Перед микрофоном стоял рослый, красивый американский негр, гневно обличавший бесчеловечное обращение с представителями его расы. Над его головой помещались огромные транспаранты, прославляющие преимущества мира, разоружения и демократии и клеймящие чуму империализма и милитаризма, а также провокационную сущность дьявольского Кроличьего государства. Позади трибуны оратора, на возвышении, сидели, осененные транспарантами, члены комитета, в том числе Федя Никитин вдвоем синем партийном костюме. Даже издалека можно было разглядеть его красивое лицо с рельефными челюстями и впалыми щеками.
— Вы знаете его? — спросила Хайди. Под гром ораторской речи, усиленной громкоговорителями, вполне можно было перейти от шепота к нормальному разговору вполголоса. Добрая половина аудитории именно этим и занималась, наполняя зал приглушенным ропотом.
— Негра? Кинозвезда с комплексом вины. Все кинозвезды превращаются в оголтелых революционеров; для восстановления душевного равновесия они льют патоку и мечтают о том, как отравятся синильной кислотой.
— Я имею в виду человека в синем костюме — третьего слева в президиуме.
— Никитин? А-а, кто-то по культуре в представительстве Содружества.
— Ваш друг Борис назвал его шпионом, — молвила Хайди, внезапно вспомнив слова Бориса, произнесенные у мсье Анатоля, которые раньше совсем вылетели у нее из головы.
Жюльен пожал плечами.
— Для Бориса любой человек оттуда — шпион.
— А кто остальные? Почему вы назвали это «шабашем ведьм»? Все происходит вполне цивилизованно.
— В том-то и дело. Большинство присутствующих не подозревают, что одержимы дьяволом. Возьмите крайнего слева — крупного растрепанного мужчину, который как будто дремлет. Это профессор Эдварде — лорд Эдварде, физик. Он также чемпион по поднятию тяжестей среди любителей и эксцентрик; друзья называют его «Геркулес-расщепитель атомов». Англичане обожают своих чудаков и часто принимают эксцентричность за гениальность, хотя в свое время Эдварде и впрямь был отличным физиком. Вот только и в пятьдесят пять никак не может расстаться с ролью проказника. Он присоединился к Движению тридцать лет назад по той простой причине, что, будучи английским аристократом, не мог придумать ничего более пакостного. Постепенно был околдован и он…