— Это жестоко.
Брюс пожал плечами.
— Беспрепятственно ушли дети и животные.
— А мы?
— Ну… Раз мы не дети и не животные… Трудно найти взрослого человека, который в своей жизни ни разу не принудил другого выполнить свою волю. Проклятие слепо и необъективно. Оно может счесть и любящих родителей злыми тиранами.
Наверняка уже сочло.
«…сначала они возвращались…» — жаловались голоса наперебой.
«…приходили ежедневно, потом все реже… раз в сезон… раз в год…»
«…мы остались одни…»
«…навсегда…»
Элия, не спускавшая с Брюса завороженного взгляда, попятилась, наткнулась спиной на безразличное к происходящему изваяние вепре-тритона. Осела к подножию постамента. Зверь сверху пялился самодовольно. Из крошечных глаз исчезла злоба. Еще бы! Незваные гости стали своими…
— Мы должны попробовать уйти, — сказал Брюс, обращаясь к самоуверенной клыкастой харе. — Ты ведь не планируешь скоротать здесь вечность?
Вепрь, судя по замшелым и вросшим в камень клешнеподобным копытам, именно так и надеялся провести остаток своих дней (если какие-нибудь наглые бродяги не сковырнут его с места!), а вот девушка встрепенулась.
— Я не смогу уйти. Я…
— Что ты?
— Я дочь барона. Я с самого детства принуждала других исполнять свою волю.
— Ты меня извини за недостаток воображения, — Брюс криво усмехнулся, — но мне отчего-то охотнее представляется, что ты принуждала лишь себя саму исполнять свои прихоти. Спорим, у тебя даже горничной не было?
Элия бросила на него сердитый взгляд, покраснев. Перекинула за спину растрепавшуюся косу (заплетала-то она ее умело, с явной привычкой) и выпрямилась во весь рост.
— У тебя не только воображение неважное, но и память. Ты сам-то здесь по чьей воле?
— По своей, — покривил душой Брюс.
— Я даже тебя вынудила идти со мной. И… — она умолкла.
«Дьенка» — просилось на язык, но Брюс решил, что сейчас не время проявлять проницательность. Тем более что у бедняжки любая недоговоренная фраза заканчивалась этим звонким именем.
Отвлек, называется, девушку визитом к местным достопримечательностям…
— Не думаю, что замок сочтет это настолько серьезным, чтобы обратить твое сердце в камень.
— Что ты понимаешь… И даже если и так, когда я уйду, то скорее всего изменюсь необратимо. А если Дьенк еще жив? Как он сможет принять меня иной?
Она вдруг вздрогнула, потянулась к Брюсу, странно заглянув в глаза. Будто пыталась там рассмотреть что-то еще. Торопливо глянула через плечо… и вздохнула разочарованно.
— А ты иди. Тебя здесь ничего не держит.
Брюс хмыкнул.
— Думаешь, я никого ни к чему не принуждал? Например, Дьенка… — он подумал и смягчил приговор: — Впрочем, как раз он-то, может, и не пойдет в счет, потому что не совсем человек, а заклятия в этом отношении строги.