- Володя, - лепечу я,
уже понимая, что сейчас произойдет что-то важное.
- Володя, Володя... -
матушка роется в записной книжке, - мне дали телефон одного Володи, но я звоню,
а телефон не отвечает.
Знакомый набор цифр.
Телефон моего Володи.
- Он и не ответит. Он в
Минусинске, у родителей и через три дня я к нему вылетаю...
- Я привезла ему поклон
от одного священника из Сиднея. И не передала до сих пор...
- Матушка, надо лететь
в Минусинск! Со мной одним рейсом. Надо лететь в Сибирь! Ведь вы же так хотели
посмотреть российскую глубинку! - Я волнуюсь,
боюсь, что моя идея
покажется матушке бредовой, но она спокойно отвечает:
- Я бы полетела, но
будет ли вежливо, ведь я не знакома с Володей, его родителями.
- Уверена, они будут
рады. И поклон передадите...
Самолет набрал высоту.
Ночная Москва растеклась
под нами огромным черным
пятном. Рядом в кресле матушка Варвара. Господи, благослови нас в путь
неблизкий!
Смотрю на фото и
вспоминаю. Может быть, матушка сейчас в далёкой своей Австралии, тоже смотрит
на это же фото? И жёлтый подсолнух между нами - как весёлый восклицательный
знак, запрещающий грустить двум православным сердцам: ни километры между нами,
ни континенты, ни часовые пояса, а — молитва. Молитвенный мостик от сердца к
сердцу, спасительный, утешительный, прочный.
А помните, матушка? Мы
сидели в маленьком дворике у Минусинского храма Спаса Нерукотворного и две
русские женщины, Елена Ивановна и Любовь Васильевна, преподавательницы
воскресной школы, говорили нам о детях, которых учат?
- Они лучше нас. Они
чище нас. Они спасут Россию.
И вы плакали, матушка, и
стеснялись своих слёз, а они всё равно - из-под очков тоненькими струйками. А
когда сибиряки, заслышав, что Вы из далёкой Австралии, удивлялись: «как хорошо
вы говорите по-русски!», Вы, матушка, смущались и всегда повторяли одно и то
же:
- Я русская. Это мой
родной язык. Я жила в Харбине, но я русская.
Простите, матушка. Люди
не хотели вас обидеть. Для них Австралия - экзотика с попугаями и кенгуру и
русский человек из Австралии тоже для них экзотичен. А о том, что вы русская
каждую минуту кричали ваши глаза, и ваш пытливый ум не желал праздности:
— Что это за дерево,
клён? Непохоже. А это рожь колосится? Да, да, рожь, вижу. А что это люди
продают в вёдрах? Лисички! Целыми вёдрами, как интересно! Смотрите, лошадка! И
мальчик спит в телеге, какой очаровательный малыш. Стадо коров... Большое, но
почему все они рыжие?
Матушка впитывала в себя
Россию жадно, как истосковавшийся по колодцу путник. Помню, когда мы зашли
передохнуть в дом священника отца Василия в селе Ермаковском, матушка попросила
разрешения взглянуть на их огород. Вернулась притихшая и попросила меня: