– В чем проблема, Дуглас? Вы арестовали его, обвинили и поставили перед судом. Вы действительно считаете, что у него есть возможность сбежать?… Нет? И я так же думаю. Я видела ваше доказательство, и, между нами говоря, в нем есть дыры. Но это ваша юрисдикция, не моя. Что является моим – вот это решение. – Она посмотрела многозначительно на меня, и я заметил, что ее глаза задержались на синяке.
– Вы намереваетесь опровергнуть обвинения против вас, не так ли, мистер Пикенс?
– Да.
– И вы намереваетесь сделать это в суде. Это так?
– Да.
– Поэтому вы будете здесь.
– Я не пропустил бы этого, – сказал я.
– Вот так, Дуглас, – произнесла судья. – Он не пропустил бы этого. – Мне казалось, что я услышал скрежет зубов. – Теперь мы говорим не для протокола, а в частном порядке, и поскольку я не буду возглавлять суд, то собираюсь сказать то, что должна. – Свои следующие слова она адресовала мне. – Я подписала ордер, потому что не имела выбора. На бумаге вероятностная причина для ареста существовала, и если бы ордер не подписала я, это сделал бы другой судья. – Она обратилась к окружному прокурору; – Я не думаю, что он это сделал, но если вы будете ссылаться на мои слова, я буду все отрицать. Я знала этого человека десять лет и не могу поверить, что он убил своего отца. И не поверю. Так что можете встать и привести свои доводы против залога. Можете разглагольствовать и неистовствовать. Это ваше дело. Но я не позволю вернуть этого человека в общую камеру. Таково мое решение. И эта моя прерогатива.
Я смотрел на Дугласа, мускулы на его лице едва двигались.
– Это смахивает на покровительство, Ваша честь, – заявил он.
– Мне шестьдесят девять лет, и у меня нет планов баллотироваться на переизбрание. Думаете, мне наплевать? Теперь идите. Оба.
Ноги сами принесли меня к столу защиты. Я сел и рискнул бросить взгляд на Дугласа, намеренно игнорируя детектива Миллз.
– Мистер Пикенс, – обратилась ко мне судья. Я встал. – У вас есть что-нибудь еще, что вы желаете предложить суду в поддержку своего ходатайства?
– Нет, Ваша честь. – Я сел, признательный судье за многие вещи. Стоять перед этой толпой, чтобы доказывать причины, почему мне нужно находиться вне тюремной камеры, было по меньшей мере неприятно. Она избавила меня от унижения.
– Что-нибудь есть у представителя округа? – спросила она. Если бы Дуглас хотел устроить заваруху, ему удалось бы. Он мог оспорить множество пунктов, мог сделать так, что судья выглядела бы не с лучшей стороны, но я надеялся, что он не станет этого делать. Медленно поднявшись, он не отрывал глаз от стола, оттягивая момент, пока наконец не выговорил: