Он завершал год, и, подобно многому из своего прошлого, Эзра отбрасывал его подальше, чтобы забыть. Эзра всегда заботился о будущем. Все остальное его не интересовало.
Я нашел то, что искал на дне седьмой коробки, похороненной глубоко под коробками с делами о разводе. Я узнал сильно потрепанную толстую бухгалтерскую книгу, которую Эзра всегда держал у себя. Когда я открыл ее, раздался сухой треск, я потрогал пальцем зеленую бумагу, потемневшую по краям, и увидел ряды чисел. Ничего особенного – редкие записи, небольшие суммы. Я нашел поступление на депозит на тридцать третьей странице. Выше была записана сумма пятьдесят семь долларов, ниже – ровно сотня. Глядя на поступление в триста тысяч долларов, я мог только представить себе удовлетворение, которое он испытывал. Тем не менее он подавлял любые проявления радости или удовольствия, он был очень дисциплинирован. Однако я хорошо помнил тот вечер, когда он взял нас отпраздновать событие. «Ничто теперь не сможет остановить меня», – сказал он. Если бы Алекс не прострелила ему голову.
Уходя с цокольного этажа, я выключил свет. Пока я добирался к офису Эзры, меня не покидал запах картона. В футе от лестницы я остановился, вспомнив звук летящего вниз тяжелого стула; но сейчас наверху лестницы была тишина. Ковер выглядел иначе, возможно, из-за освещения, но мне показалось, что он слегка сморщен в дальнем углу. Я тряхнул головой, решив, что у меня разыгралось воображение. Половица была обломана с краю, выбита вокруг шляпок гвоздей. Следы были незнакомыми, маленькими, как будто после отвертки с плоской головкой. Я провел кончиками пальцев по дереву, недоумевая, кто бы еще мог побывать здесь.
Я отбросил эту мысль. Время работало на меня. Взяв гвоздодер, я начал вытаскивать гвозди. Я выбил древесину вокруг блестящих шляпок гвоздей, но не мог их вытащить. Просунув гвоздодер между половицами, я нажал, но они не поддавались.
Я помчался назад на цокольный этаж, под слабый свет этой одиноко висящей лампы, к картонному кладбищу, где я видел инструменты: совок для снега, приставную лестницу, сломанные грабли и старый автомобильный домкрат. В домкрате я нашел длинный гаечный ключ с острым суженым концом. Вернувшись назад, тяжело дыша, я засунул острый конец ключа между половицами, стуча по другому концу молотком. Сталь проскользнула в трещину, где желто-белая древесина, казалось, улыбалась мне. Я стучал молотком по основанию ключа, действуя по принципу рычага, а затем всеми своими восьмьюдесятью шестью килограммами налег на инструмент. Послышался треск дерева, отлетели щепки. Наконец я вырвал половицу, занозив ладони, но не обратил на это внимание. Я отбросил разрушенные половицы в сторону.