– Меня зовут доктор Юзеф, – сообщил он. – Как вы себя чувствуете?
– Пить. – Я издал сухой хриплый звук. Я не мог поднять голову.
Доктор обратился к Джин.
– Ему можно дать маленький кусочек льда, но только один. Потом минут через десять другой.
Я услышал, как звякнула ложка, и Джин наклонилась ко мне. Она протолкнула кусочек льда мне в рот.
– Спасибо, – прошептал я. Она улыбнулась, но в улыбке была боль.
– Как долго? – спросил я.
– Четыре дня, – ответил врач. – Вам повезло, остались живы.
Четыре дня.
Он гладил меня по руке.
– Вы поправитесь; будет больно, но вы выкарабкаетесь. Мы переведем вас на твердую пищу, когда будете к этому готовы. Как только к вам вернутся силы, приступим к восстановительной терапии.
– Где я?
– Это баптистская больница. В Уинстон-Сейлеме.
– Что с Барбарой? – спросил я.
– Ваша сестра может сообщить вам то, что вы хотите знать. Постарайтесь успокоиться. Я вернусь через час. – Он обратился к Джин: – Не утомляйте его. Он пока еще слаб.
Джин вновь появилась у кровати. Ее лицо было одутловатым, вокруг глаз темные круги.
– Ты выглядишь утомленной, – проговорил я. Она печально улыбнулась.
– Ты тоже.
– Этот год оказался жестоким, – сказал я, и она рассмеялась, а затем отвернулась.
– Прости меня, Ворк. – Ее слова ломались, и казалось, что их острые края резали ее. Лицо Джин покраснело, из глаз потекли слезы. Плач перешел в рыдание.
– За что?
– За все, – сказала она, и я знал, что эти слова были просьбой о прощении. – За ненависть к тебе. – Ее голова склонилась, и, сделав невероятное усилие, я коснулся ее. Нашел ее руку и попытался сжать.
– Ты тоже прости меня, – прошептал я. Хотелось сказать больше, но мне снова сдавило горло, и мы долго сидели так в сладостно-горькой тишине. Она держала мою руку, а я смотрел поверх ее головы. Мы не могли возвращаться к той дороге, которая была уготована нам; то место было садом, который остается в прошлом. Но, глядя на нее, я как никогда прежде ощутил близость к нашему детству. И она чувствовала это тоже, как будто мы вернулись в то время когда извинения имели значение и надувные шары были просто улетающим словом. Я увидел это в ее глазах, когда она посмотрела.
– Ты заметил, сколько у тебя цветов? – спросила она с робкой, ломкой улыбкой.
Я смотрел, как Джин прошла, и впервые увидел комнату. Цветы были повсюду, множество ваз с открытками.
– Вот открытка от местной коллегии адвокатов – все адвокаты графства подписали ее. – Она вручила мне открытку, но я не хотел ее брать. Я все еще видел, как эти люди смотрели на меня в суде, готовые осудить.