– Детектив? – Я никогда не видел ее в таком замешательстве. Наконец она подняла глаза.
– Это правда, что вы никогда не читали завещания своего отца?
– Я видел его единственный раз, когда вы мне его показали.
Она кивнула и опять посмотрела на свои руки.
– В чем дело? – спросил я.
– Барбара убедила Эзру увеличить сумму денег, оставленную вам в виде траста. Она не лгала, когда рассказала вам об этом. Но кое о чем она умолчала. В завещание был включен необычный пункт. Должно быть, по просьбе Барбары. Как говорит Хэмбли, ваш отец добавил его в завещание приблизительно за полгода до смерти. Это было то, после чего они стали бы спать вместе, Эзра и Барбара. Но Эзра передумал. Хэмбли говорит, что он намеревался удалить этот пункт. Возможно, сообразил, каким это могло быть стимулом.
– Не понимаю.
– Думаю, ваш отец понял, насколько опасна ваша жена. Я не знаю этого, Ворк, но чувствую. Он увидел, что подвергает вас опасности. Ваш отец попросил, чтобы Хэмбли составил новые документы; они договорились о встрече, чтобы подписать их. Барбара убила его, прежде чем он смог внести официальное изменение.
– Что представляет собой этот пункт?
Голос Миллз звучал ровно, но было видно, что слова причиняют ей боль.
– В случае вашей смерти эти пятнадцать миллионов должны были перейти вашему потомству. Барбара стала бы исполнителем траста и получила бы почти неограниченные возможности распоряжаться этими деньгами.
– Не понимаю, – проговорил я, но вдруг понял. – Барбара беременна.
Миллз посмотрела на меня открыто.
– Она была беременной, Ворк. Вчера у нее случился выкидыш.
Однажды ко мне заехал Дуглас; он стоял в дверях, пока я не увидел его, затем изобразил улыбку, которая скорее походила на гримасу. Кожа под его глазами и подбородком обвисла. Он напоминал исчадие ада. Дуглас пытался принести извинения, объясняя, что это его работа, ничего личного. Он прятал от меня глаза и, в отличие от Миллз, не говорил того, что думал. Я видел в суде, как он вцепился в меня зубами и наслаждался этим, как он улыбнулся, когда помощники шерифа надели на меня наручники. Его нынешнее сожаление объяснялось тем, что не за горами были следующие выборы. Ни одному избирателю графства Рауэн не мог понравиться дурак, и газеты набросились на него. Дуглас сообщил, что не будет преследовать меня в судебном порядке за попытку уничтожить улику, потом посмотрел в сторону и добавил, что, тем не менее, обязан сообщить о моем поведении в адвокатскую коллегию. Мы оба знали, что такое сообщение может кончиться исключением меня из адвокатуры. Но меня это не беспокоило, и он был весьма удивлен, когда я сказал ему это. Он попытался улыбнуться снова, но я пожелал ему хорошего дня и велел убираться из моей палаты.