– Как зовут вашу секретаршу? – спросила она. Я ответил, и она обратилась к медсестре, которая чувствовала себя неудобно, оказавшись в такой ситуации: – Где у вас телефон? – Медсестра предложила ей воспользоваться телефоном в офисе дежурной медсестры, в холле. Миллз оглянулась на меня. – Никуда не уходите, – потребовала она, и я почти улыбнулся, прежде чем понял, что она не шутила.
Она отодвинула занавески и исчезла. Послышался стук ее каблуков о выложенный плиткой пол, и я остался один с медсестрой. Она поправила мне подушку.
– Это отделение скорой помощи? – спросил я.
– Да, но утром в субботу здесь затишье. Все с приступами острой боли и колотыми ранами поступают только к вечеру, – улыбнулась она и внезапно стала реальным человеком.
– Что случилось со мной?
– О, только небольшие ушибы и тому подобное. Иначе головная боль держалась бы дольше. – Ее лицо осветилось уже другой улыбкой, и я понял, что был не первой жертвой утренней субботы. – Вас обязательно скоро выпишут.
Я положил руку на ее теплое, как тесто, предплечье.
– Приходила моя жена ко мне? Короткие черные волосы. Хорошенькая. – Она молчала. – С твердым взгляд дом, – добавил я полушутя.
– Сожалею. Нет.
Я смотрел в сторону, чтобы не видеть жалости на ее лице.
– Вы замужем? – спросил я.
– Двадцать два года, – ответила она.
– Вы смогли бы уехать, если бы ваш муж находился один в отделении скорой помощи?
Она не ответила, и я подумал: «Нет, конечно».
– Это зависит… – наконец проговорила она. Медсестра разгладила мое одеяло, при этом ее руки двигались уверенно и быстро, и я подумал, что ей не хотелось заканчивать фразы.
– От чего? – спросил я.
Она посмотрела на меня, и ее руки внезапно успокоились.
– От того, заслужил он это или нет.
Вот в этом и есть различие между ней и мною, подумал я. Поскольку я был бы рядом независимо ни от чего. Внезапно эта медсестра перестала быть другом, и то открытое проявление теплоты, которое я почувствовал в крошечном, отгороженном занавесками пространстве, испарилось. И хотя она осталась и пробовала продолжить беседу, я все равно чувствовал себя одиноко – наедине с собственной головной болью и бессвязными образами предыдущей ночи.
Я слышал звук. Колеса на деревянном настиле. Большой кожаный стул Эзры, скатывающийся с лестницы. Я знал, что был прав. Я чувствовал тяжесть!
Я был не настолько пьян.
Появилась Миллз – она выглядела свирепой.
– Я разговаривала с вашей секретаршей, – заявила она. – Внизу лестницы нет никакого стула. Когда она нашла вас утром, там не было стула. Более того, ничего с этого места не уносили. Нет разбитых окон. Ни одного признака насильственного входа.