Вот так я сидел и курил, и что-то вдруг екнуло внутри меня, как когда-то очень давно. Поднявшееся солнце проникло в меня своими теплыми красными пальцами, и на мгновение я испытал умиротворение. Потом я почувствовал присутствие Барбары – и она появилась на пороге.
– Что ты здесь делаешь?
– Курю, – сказал я, не потрудившись обернуться.
– Шесть сорок пять утра.
– Неужто?
– Посмотри на меня, Ворк.
Я обернулся. Она стояла в проеме двери, завернувшись в накидку из овечьей шерсти. Ее волосы были в беспорядке, глаза опухли, а на губах застыло выражение отверженности. Я знал: она думает о том же, что и я, – о вчерашнем вечере.
– О чем ты думаешь? – спросила она.
Я подал Барбаре глазами знак, но знал, что она не в состоянии расшифровать даже это бледное послание. Необходимо было знать меня, чтобы понять его, а мы были чужими. Поэтому я изложил ей свои мысли плоскими словами, которые мог понять любой идиот.
– Я думаю, что у меня похитили жизнь с требованием выкупа, который я никогда не смог бы заплатить. Я смотрю на мир, который никогда не видел прежде, и удивляюсь, как, черт возьми, я угодил в него.
– Сейчас ты глупеешь, – сказала она, и я улыбнулся.
– Я не знаю тебя, Барбара, и, думаю, никогда не знал.
– Возвращайся в постель, – скомандовала она. – Замерзнешь здесь.
– Внутри холоднее.
Она нахмурилась еще больше.
– Это причинит тебе вред, Ворк.
– Я понял ту правду, которая часто предлагается, – сказал я и повернулся к ней спиной. Издалека к нам шел по улице человек в длинном пальто и охотничьей шапке.
– Ты идешь или нет? – настаивала Барбара.
– Пойду-ка я на прогулку.
– Ты же полуголый, – заметила она.
Я повернулся к ней и улыбнулся.
– Да. И разве это не смешно?
– Ты меня пугаешь, – сказала она.
Я снова отвернулся от нее, чтобы наблюдать за своим пешеходом из парка, и почувствовал, что она ушла с крыльца. Целую долгую минуту она пристально смотрела на меня, и я мог только воображать, о чем она думала. Внезапно ее руки оказались на моих плечах, и она стала массировать мне плечи.
– Пойдем в кровать, – произнесла она голосом оливкового шелка и постельных удовольствий.
– Я уже проснулся, – ответил я ей многозначительно. – Иди.
Я почувствовал, как она убирает руки. Барбара стояла молча – злая, озадаченная. Она протянула свои крылья ангела, предлагая поднять меня, а я ее подстрелил. Куда ей теперь идти? Каким рычагом могла она теперь сдвинуть меня, когда самое верное средство – ее прекрасная плоть – подвело? Я знал только, что она никогда не согласится на тихое отступление.
– С кем ты разговаривал? – спросила она с новой интонацией в голосе. Я глянул на телефон, подумал о Ванессе Столен и холодно удивился своей проницательности.