Мне было его жаль, и это было то чувство, которое я отвык испытывать к людям. Да и к животному, вокруг которого образовалась лужа крови, оно продлилось недолго. Ведь это был еще не конец.
Их ведь было пять.
Только сейчас я понял, что давно не слышал Гремучего. Собачий лай, рычание, тихое постукивание (в конвульсиях ботинками по полу?) и звуки возни - все, что долетало сюда со второго этажа. То ли у него было всего шесть патронов (не заметил рокового совпадения в этом числе?), то ли еще двенадцатью он так и не успел воспользоваться, но думается, с Гремучим в этот раз всё. Если бы он успел добежать до двести двадцатого или какого-нибудь другого и запереться внутри, он бы уже дал о себе знать.
Не теряя времени, я разрезал веревки, благо для острой бритвы канцелярского ножа это было не проблема, и уже собирался было встать, как услышал свист.
- Ко мне, звери, - позвал кто-то и снова насвистал обрывок какой-то мелодии.
Твою...
Я посмотрел на бездыханное тело пса под стойкой. Черт! Черт, черт, черт. Стало быть, эти звери чьи-то? Понравится ли хозяину, - кем бы он ни был, - то, что он увидит? Гремучему, я так понимаю, уже до фени...
Послушные собаки, цокая когтями по ступеням, возвращаются по первому же зову хозяина. Точно дрессированные. А деться мне отсюда уже некуда. Если от собаковода уйду, то от питомцев его хрена с два.
- Четыре, па, - юный, взволнованный голос. - Йены нету. А ты же говорил... И у Бакса кровь...
А мне хоть в шкаф тот, что за спиной, влезь. Стало быть, это я Йену прикончил.
Кудрявая голова выклюнулась над стойкой. Чумазый парнишка лет двенадцати бегло осмотрел квадратное вместилище ресепшена, огражденного стойкой из темного ореха, встретился со мной глазами, но тут же повернул голову - не меня искал. Мальчик не увидел собаки целиком, но ему хватило и задних лап, лежащих в луже крови, чтобы на глазах у него задрожали слезы.
- Пап, она здесь, - он посмотрел в сторону входных дверей. - Он убил ее.
В бессознательном движении я отбросил канцелярский нож. Типа, мотоцикл не мой, я просто разместил объяву.
Седовласый мужик с короткой серебристой бородкой, одетый в брезентовый плащ и вооруженный торчащей за спиной "вертикалкой", смотрел на меня с грустью и досадой одновременно. Какое-то время под давлением этого взгляда я даже не дышал. Было совершенно неясно, что он собирается предпринять. Вздохнув, он прижал к себе пацаненка, утешительно похлопал его по плечу.