Потом они встретились в учебной комнате при синагоге. Пинхас узнал о здоровье отца и дедушки. Йехошуа помялся: в углу над столом подслеповато сгорбился хазан. Он читал, словно нюхал пергамент. Вдруг – хряснул ладонью по доске в тщетной охоте за мухой и испуганно заморгал на раби. В комнату нетерпеливо заглянул Иааков, поджидавший брата.
– Ты что-то хотел спросить? – сказал Пинхас Йехошуа. Густая колечками борода и усы раби скрывали улыбку, но его доброжелательный голос ободрил мальчика.
– Раби, в Книге хвалений нам читали о душе. Есть ли это весь человек, который восстанет в вечную жизнь или будет брошен в долину Енномову, или это только тень его?
Священник с любопытством взглянул на мальчика: гиматий, слишком легкий для прохладной погоды, старые сандалии велики и, верно, достались от старшего. Пинхасу редко задавали отвлеченные вопросы, обнаружив знание священных книг. Тем более редко люди бедного сословия. То о чем говорил мальчик, понял бы не каждый взрослый, ибо ни в Книге хвалений, ни в Великой аллилуйе не пояснялась разница между тем, что подвержено тлению, и тем, что навеки принадлежит Богу. Пояснять же взгляды людей своего круга в Ершалаиме, то есть, что он не верит в воскресение после смерти и презирает столичных богословов, обезьянничающих перед Богом по неписаным законам, он считал лишним: это только запутает ответ. Пояснения языческих мудрецов были не менее сложны для мальчика, чем его вопрос. Раби подумал и ответил:
– Ты знаешь гончарное ремесло? Не очень? Тем лучше. Сделай для меня горшок без сторонней помощи.
Спустя семь дней мальчик остановил его у молитвенного дома. На лбу поверх молитвенного платка и на правой руке у Пинхаса были филактерии: он не успел их снять. Йехошуа подал кривобокий предмет из необожженной глины, напоминавший горшок. Пинхас повертел изделие и сдержал улыбку.
– Ты раньше делал это? – спросил раби. Мальчик отрицательно кивнул. – Значит, это знание было у тебя до рождения, и теперь ты вспомнил его, не так ли? – Йехошуа неуверенно подтвердил. – Подобное говорил давным-давно один языческий мудрец. Теперь так думают многие в Александрии и даже в Риме. И то, что сохранило твое знание, некогда освободится от твоего тела…
Мальчик подумал и улыбнулся.
– Я понял вас, раби! – Тот одобрительно потрепал ученика по плечу и повернулся идти. – А не есть ли это просто наблюдательность и смекалка?
От изумления Пинхас стал и беззвучно рассмеялся.
– Не хочешь ли ты поспорить с великим Платоном? – успокоившись и поглаживая бороду, спросил он. Йехошуа смутился. Пинхас приподнял подбородок ребенка и заглянул в его глаза. – Не знаю, зачем Господь обронил в этом захолустье драгоценный камень. Может, чтобы его огранили? Заходи ко мне, когда будешь свободен. Я постараюсь научить тебя тому, что знаю. Возможно, удастся подготовить тебя для раввинской школы.