— Катин из моего экипажа, Циана. Но этот экипаж резко отличается от того, что был в прошлый раз. Секретов больше нет.
— Я так и поняла, — она убрала руку, помолчала, потом заговорила снова. — Когда я пришла сегодня утром в музей, тебе поступило послание от Принса.
— Он на Ворписе?
— Понятия не имею, — дверь разошлась и пропустила их внутрь. — Но он знает, что ты здесь. Разве это важно?
— Мы совершили посадку каких-нибудь полтора часа назад. И улетаем вечером.
— Послание пришло час и двадцать пять минут назад. Оригинал был довольно сильно искажен, поэтому операторы откорректировали его не без труда. Они в курсе содержания, и вся трудность теперь…
— Не беспокойся, — Лок повернулся к Катину. — Что же он скажет теперь?
— Мы все это скоро узнаем, — ответила Циана. — Ты сказал, что нет никаких секретов. Но я бы все-таки предпочла разговаривать у себя в оффисе.
Эта галерея была вся забита: то ли запасник, то ли еще не разобранные материалы выставки. Катин уже собирался спросить, но Лок опередил его.
— Циана, что это за хлам?
— По-моему, — она взглянула на дату в золотой окантовке на старинном деревянном ящике. — “1923 год. Эол Корпорейшн”. Да, это коллекция музыкальных инструментов двадцатого века. Это — Онде Мартино, названный по имени изобретателя, французского композитора, жившего в 1942 году. Здесь у нас, — она наклонилась, разглядывая табличку, — механический пианист, играющий в две руки, сделанный в 1931 году. А это “Виолано Виртуозо Милла”, построенное в 1916 году.
Катин разглядывал внутренности виолано сквозь стеклянную дверцу в передней части.
— Что они делали?
— Стояли в барах, в парках, где не было оркестров. Люди опускали монету в прорезь, и автоматически начинала играть установленная вот здесь скрипка в сопровождении фортепиано. Программа задавалась перфолентой, — она провела серебряным ногтем по перечню. — “Шар Страттера”… — ноготь двигался вдоль кучи термен-воксов, банджо и шарманок. — Некоторые из новых академиков потребовали объяснений по поводу увлеченности Института двадцатым столетием. Примерно каждая четвертая из наших галерей посвящена этому времени, — она скрестила руки на парче платья. — Возможно, их обидело то, что оно традиционно интересует ученых вот уже восемьсот лет. Они отказываются видеть очевидное. В начале этого удивительного столетия человечество имело множество обществ, живших в одном мире. К концу же оно стало практически тем, что мы есть сейчас — информационно единым обществом, заселившим разные миры. С тех пор количество миров возросло, информационное единство неоднократно меняло природу общества и привело к нескольким грандиозным катастрофам, но все-таки наше общество существует. С тех пор, как мы это поняли, двадцатый век является фокусом научного интереса: это было столетие, в котором происходило наше становление.