- Так ты еще хочешь, чтоб я красил!
- Вот вы говорите, а Герман Николаевич...
- Герман Николаевич! Да он уже давно... - И Просеков произнес с пьяной нежностью: - Просто старый человек.
- Надо переодеться, Ефимыч. - Боцман добавил вполголоса: - Нельзя ведь так, внаглую.
Когда Кутузов это сказал, Просеков взглянул на него очень внимательно, с любопытством. Трощилов на всякий случай посторонился, чтоб расчистить для боцмана свободное пространство. Прямо за спиной Дракона был еще один трап, который вел в нижние каюты. Так что Кутузов мог загреметь до самого палубного дна! Откровенно говоря, большего желания Трощилов и не имел. Но этого не произошло. Просеков, со свойственной ему привычкой неожиданно менять решения, спросил:
- А что, если я соглашусь?
- Да ничего! Покрасим судно, сделаем порядок... - заговорил Кутузов скороговоркой. Пошарив рукой возле ноги, поднял литровую банку с плавающими томатами: - Напиточек развел, хотите хлебнуть?
Просеков хлебнул.
- Дрянь.
- Безградусная, ясное дело, - посочувствовал Кутузов. - Значит, согласны?
- Буду красить.
Дик, услышав такое, от огорчения сделал лужу в коридоре.
- Вот и хорошо, - проговорил Кутузов, и на его лице отразилось простое удовлетворение, что "Кристалл" будет выкрашен, и Герман Николаевич Милых, нынешний капитан "Агата", на который Кутузов собирался перейти, останется им доволен.
Разговор между Кутузовым и Просековым объяснил Трощилову главное: чем они будут заниматься сегодня. Боцман затеял покраску, рейс объяснился просто. Но произошла неожиданность: Просеков согласился надеть робу матроса. Если Просеков, знаменитый капитан, сделается матросом, то что же может произойти? Кокорин без него не выведет судно из Полыньи. Куда ж они тогда заплывут, если и сейчас неизвестно где?
Надо было срочно искать какой-то выход. И выход был один: нужен защитник, к которому он мог бы нырнуть под крылышко. Но где такого найти? Трощилов вспомнил про второе поручение старпома: разбудить водолазов. Сейчас он мог присмотреть среди них дружка.
3
Каюта у водолазов была небольшая, в четыре койки, с переборками, отделанными голубым пластиком. Под иллюминатором стоял деревянный стол, круглый, с металлическим основанием, с голубой плоскостью, местами затертой от касаний карт. Два водолаза спали за красивыми занавесками из плотной ткани с тиснеными силуэтами знаменитых соборов и церквей. Кондиционер был отключен, зато крутился вентилятор. И как только Трощилов сюда вошел, на него словно пахнуло другим воздухом. Тут люди жили, как на отдельной планете, никого не признавая и ни от кого не завися. Официально зависели и признавали, а на деле все подчинялись им. И не то чтоб давили на остальных. Как раз нет: жили спокойно, размеренно. Но это спокойствие, особая спаянность людей притягивали других, которые были каждый по себе. Поэтому здесь всегда посторонние сидели.