— Ну а если мы его все-таки водрузим? — нетерпеливо спросил Жабинский. — Неужели кто-то из христианского мира пожелает кощунственно сбросить святой крест на землю, чтобы заменить его полумесяцем неверных?
И снова задумался Кнорин.
— Надо сначала задать себе вопрос: а ношюлит ли нам подойти к Царьграду с этим крестом? — спросил ом. Коли в мире уже давно поняли, что нравосланиый крест является для России своеобразной отмычкой от Босфора и Дарданелл, вряд ли они будут спокойно ожидать, когда мы станем полновластными хозяевами Черного моря.
— Значит, эту великую задачу мы не будем решать и этой войне? — разочарованно спросил Жабинский.
— Маловероятно: мы к этому еще не готовы.
— Вы думаете, что нам могут помешать? Тогда — кто? Англия? Австро-Венгрия? Германия или Франция?
— Англия в первую очередь. Она сделает все, чтобы этого не случилось. Да и не только Англия. Я не верю в искренность императора Вильгельма и его канцлера Бисмарка. Они будут терпеть до тех пор, пока мы не окажемся у стен Царьграда, а потом погрозят нам пальцем и скажут, как шалунишке, перешедшему границу дозволенного: хватит! Австро-венгры тоже не питают к нам симпатий и могут объединиться с Англией и Германией, чтобы противостоять России и не позволить ей разбить Порту.
— А разве мы не в силах противоборствовать?! — воскликнул огорченный Жабинский.
— Нет, князь, этого мы сделать не в силах, — сказал Аполлон Сергеевич. — Я ценю усилия Дмитрия Алексеевича, он много потрудился, чтобы реформировать русскую армию. Безусловно, она уже не та, какой была в Крымскую войну. Но ей еще многого не хватает, чтобы выступить против такой сильной коалиции. Поэтому Россия сделает все, чтобы не иметь в качестве врагов сразу четыре сильные державы: Англию, Германию, Австро-Венгрию и Турцию. Как может развиваться наша теперешняя кампания? Представим себе, что мы имели блестящий успех и уже через месяц оказались у стен Царьграда. Уверен, что мы тут же получили бы ультиматум: остановить свои армии и прекратить войну против Турции. А если скорого успеха не будет и мы подойдем к Константинополю обессиленными? Как в таком случае мы можем желать Босфора и Дарданелл?
— Мне почему-то наша перспектива не казалась такой мрачной, — невесело произнес Жабинский.
— Надо всегда смотреть на вещи более реалистично, чем нам хочется, — заметил Кнорин.
— Какова же тогда наша цель, ваше превосходительство? — спросил Жабинский. — Прямая и косвенная?
— Пока без косвенной, князь: только освободительная миссия, только борьба за свободу единоверных братьев болгар, за то, чтобы сбросить наконец это опостылевшее им турецкое иго. — Аполлон Сергеевич улыбнулся в свою шелковистую бороду, — Впрочем, эта задача не так уж и мала, и она весьма благородна!