И вот в один не очень прекрасный сентябрьский день наш городок объяла паника — прилетает Жуков! Всё засуетилось и забегало, заборы экстренно красились, лужи засыпались гравием и песком, чахлые воздвиженские деревца белились строго на высоту одного метра. По взлетно-посадочной полосе и рулежным дорожкам ползали с проволочными швабрами роты солдат, пытаясь оттереть с бетона масляные пятна и гарь от моторных выхлопов. Самолеты были облеплены как муравьями техниками и мотористами — все подкрашивалось, протиралось и полировалось, дабы блестело, по выражению нашего комдива Савченко, «как у кота яйца». От здания штаба дивизии до Дома офицеров, где министр должен был присутствовать на совещании командного состава, была поверх дырявого асфальта насыпана аккуратная гравийная дорожка.
У нас дома папа в десятый раз начищал сапоги, сдувал несуществующие ворсинки с тужурки и полировал лаковый козырек фуражки. Форма одежды была объявлена повседневная, «но чтоб мне… у-у» — показывал кулак замком-дива по строевой. Я изобразил легкую простуду, чтобы не идти в школу, — уж очень хотелось хоть издали посмотреть на генералов и маршалов. А их собралось в Воздвиженку порядочно: заместитель министра маршал Малиновский (он сам до этого командовал войсками на Дальнем Востоке), командующий Дальней авиацией маршал авиации Судец и десятка два генералов с голубыми и красными лампасами на штанах. Наконец папа уехал на аэродром обеспечивать показательные полеты, а я удрал на улицу, где уже болталась целая ватага таких же любопытных из нашей школы. Домохозяйки тоже приоделись и стояли кучками.
И вот из здания штаба выскочили несколько офицеров и побежали трусцой к Дому офицеров. И сразу же вышел невысокий генерал в сером плаще и сапогах и не спеша, заложив руки за спину, пошел по дорожке. А за ним по двое, как дети на прогулке, маршалы и генералы. Какой-то офицер всех их бесцеремонно растолкал, обогнал Жукова и пошел в нескольких шагах перед ним. «Адъютант», — зашептались женщины. Прошел министр метров сто по дорожке и вдруг остановился — а за ним в некотором отдалении вся свита. Постоял как бы в раздумье несколько мгновений и начал не торопясь расстегивать плащ. Отогнул полу плаща — а она на красной шелковой подкладке. Женщины только ойкнули тихонько, а великий полководец уже и штаны расстегнул и поливает струйкой обочину дорожки. Сзади свита застыла, и видно, как у одного из генералов рот открылся и очки свалились. Сделав свое дело, Жуков застегнул плащ, подобрал с другой стороны дорожки какой-то прутик и, помахивая им, прошествовал дальше ко входу в Дом офицеров. Разошлись и мы по домам, а со мной к нам зашла мамина знакомая по вышивальному кружку и еще с порога кричит: «Люба, ты представляешь, какая скотина!» — а дальше уже шепотом.