И он был готов — в довоенной маршальской форме, с биноклем на груди, на фоне деревьев, долженствующих изображать дальневосточные кедры. Труднее всего было вышивать не самого легендарного полководца, а круговую надпись «Дорогому Клименту Ефремовичу от женского коллектива Дома офицеров им. К.Е. Ворошилова». Только мама с этим справилась — приходит телеграмма с грифом «Правительственная», а в ней вызов на прием к Председателю Президиума Верховного Совета СССР. И мама, трепеща от волнения, снова отправилась в Москву решать нашу дальнейшую судьбу.
Приемная Президиума Верховного Совета находилась совсем рядом с Кремлем, на Моховой улице. Попасть туда в принципе было несложно: были вывешены часы приема и любой советский гражданин мог войти, кратко изложить сотрудникам приемной свое дело и ждать очереди в большой комнате, напоминающей вокзальный зал ожидания. Время от времени в ней появлялся один из членов Президиума, усаживался за большой стол в центре комнаты, и к нему по очереди подводили просителей. Разговор — происходивший в присутствии десятков людей — продолжался одну-две минуты, после чего проситель либо с понурой головой плелся к выходу, либо бодро усаживался ожидать окончания приема, после которого ему было обещано «разобраться». Просьбы у людей были самые разные, но преимущественно бытового характера: председатель сельсовета незаконно отрезал полсотки от огорода, пенсию бы увеличить за вредное производство, а документы во время войны пропали, и т. п. Эти просьбы часто удовлетворялись, и никакой высокой протекции для этого не требовалось.
Но в нашем случае вся штука состояла в том, чтобы прошение попало не к одному из шестнадцати заместителей Ворошилова по Президиуму Верховного Совета или к кому-нибудь из двадцати двух членов Президиума, а лично к легендарному полководцу. Только в этом случае имелся шанс на успех, и именно в этом состояла протекция, обещанная дедушке Игнатовым. В указанное в телеграмме время на углу Моховой и проспекта Калинина не стояло привычной очереди, и милиционер пускал в приемную только предъявителей таких же телеграмм, какая была у мамы. Поэтому народу внутри было совсем немного, и их по одному очень вежливо приглашали пройти в кабинет товарища Ворошилова. У мамы попросили предъявить содержимое ее сумки, посмотрели паспорт, тщательно переписанное крупным почерком прошение и свернутую рулончиком вышивку. Прочитав надпись на ней, сотрудник приемной одобрительно покивал головой, шепотом посоветовал маме говорить с Климентом Ефремычем повеселее и погромче и повел ее в кабинет.