Проснулся, - улыбнулась женщина со стаканом. Улыбка осветила лицо, сделав его из миловидного просто красивым. - Вот и славно, выпей-ка отвару, легче станет. А то уж я беспокоится начала, два дня спал.
Два дня, - потрясение было жестоким. Два дня эта незнакомая женщина была при нем сиделкой, а он валялся здесь, словно смертельно больной. Горькая жидкость полилась в горло, заглушая стыдливые мысли. В желудке почти сразу вспух огненный шар, тепло побежало по телу.
Вот так лучше, - вновь улыбнулась хозяйка. - А вставать тебе еще рано. Крепко тебе племяш приложил, - в золотисто-зеленом сиянии ауры женщины игриво забегали оранжевые искорки. - И то на пользу. Встанешь здоровее, чем раньше был.
Племяш? Ничего не помню. А кто вы? - голос вылетал изо рта глухо, словно агуканье филина из дупла. Николай вновь попытался встать, но женщина мягко удержала его.
Лежи, лежи. Зовут меня Акулиной Петровной или, по-простому, тетка Акулина. Попал ты ко мне по милости племянника моего, Витьки. Заколдовал он тебя, так, слегка, чтобы ты прямым путем до меня добрался.
Заколдовал? - вспомнился здоровенный угрюмый Витька, и сразу стало ясно, где Николай уже видел такие зеленые-зеленые, словно трава, глаза.
Заколдовал, конечно. Чего удивительного? Ты и сам у нас не простой человек, с магией дело имеешь. Это и мне видно.
А к вам-то зачем?
А я почем знаю? Приедет - расскажет. Да только племяш ведь просто так ничего не делает. Да лежи ты, не дергайся, - Акулина заботливо поправила одеяло. - Ну, мне пора по хозяйству. А ты лежи спокойно, через часок еще загляну.
Женщина ушла. Николай лежал вялый, очумев от услышанного, но упорно пытался обдумывать свое положение. Дело шло туго, мысли ворочались тяжелые, огромные, словно ледниковые валуны, память взбрыкивала строптивой лошадью, отказываясь подсказывать что-либо, с того момента, как Николай постучал в дверь к Смирнову. Дальше вроде был разговор, потом что-то еще. Думал, думал Николай, а затем, утомленный размышлениями, сам не заметил, как уснул.
Вторично проснувшись, Николай почувствовал себя совсем по-другому. Сила вернулась в тело, вместе с ней по-приятельски приперся и зверский голод. Солнце уже не светило сквозь окно, стоял легкий, вероятнее всего, вечерний, сумрак. С кровати встал легко, без напряжения оделся. Дверь негодующе скрипнула, выпуская гостя. Хозяйку Николай обнаружил на кухне, она занималась огромным, самодовольно блестевшим самоваром. Такое металлическое чудище прошлого века Николай раньше видел только в музее. Увидев Николая, Акулина Петровна аж руками всплеснула: