— Ананасы, бананы, виноград, — подсказал гардемарин Владимир Давыдов.
— Я и говорю, прочую зелень, — не стал перечить старший боцман и не преминул добавить: — Если она, конечно, нам по карману и определенная польза от нее хворым имеется.
— Пожуем — увидим, — меланхолично вставил Давыдов, вызвав у моряков улыбки.
— На ваш выбор, Матвей Сидорович, — уступчиво сказал Максутов. — Вы человек в этом деле среди нас самый знающий.
Заборов, польщенный похвальными словами лейтенанта, довольно шмыгнул носом.
— Потом, значит, закупим муку и картошку, ежели она тут родится, — продолжил старший боцман. — А коли нет, так наберем побольше сытных круп — гороха, ячменя, овсянки и что еще в этих местах водится, посмотрим. А по мясу у меня прежнее соображение осталось: покупать надо живой скот, — И Заборов, хотя ему никто не возразил, с увлечением начал доказывать, как и в чем выгодно держать на корабле скотину. Пока, мол, команда съест половину животных, вторая, молодняк, подрастет и наберет вес. Словом, экипаж все время будет питаться только свежим мясом, и продукции в конце концов окажется больше, чем закупали. — Со всех сторон выгодно, — подытожил старший боцман.
Однако, вопреки его ожиданиям, Максутов отнесся к соображениям опытного хозяйственника без восторга.
— А вдруг, Матвей Сидорович, здешний скот не выдержит качки? — высказал он сомнение. — Начнет худеть, болеть. Что тогда? Не оставить бы экипаж без мяса.
Заборов не согласился.
— Скорбута у скота не бывает, — авторитетно заверил он, — потому что зеленью питается. А от качки что скотине будет? Морская болезнь — хворь человеческая.
— Надо добро у господина Изыльметьева запросить, — не взял на себя ответственность Максутов.
— Они супротив не будут, — уверенно заявил Заборов, заранее заручившись поддержкой командира фрегата. — Не впервой, ядреный корень, скотину на судах перевозят Это ведь с давней поры заведено. Помню как-то… Впрочем, нынче некогда, потом расскажу…
Случай, о котором вспомнил старший боцман, как раз был не в пользу его предложения.
Произошло это несколько лет назад, но Матвею Сидо-ровичу запомнилось на всю жизнь. Командиру шхуны, на которой ходил тогда молодым матросом Заборов, приказали взять на борт здоровенного быка-производи-тсля, чтобы по пути оставить его на небольшом зеленом острове, где временно содержались десятка три коров. И случилось так, как нередко бывает на море: шхуна попала в штормовую полосу. Разбушевавшаяся стихия двое суток швыряла судно со спущенными парусами, как арбузную корку. О необычном пассажире моряки вспомнили после шторма, когда подходили к острову. Заглянули в трюмный отсек и ужаснулись: бык стоял на голове, вонзив рога в деревянную палубу и задрав задние ноги, перехлеснутые ремнями. Когда освободили производителя от пут, он рухнул на живот, вывернув рогами палубные доски. Шпагатом расчетверив ноги, бык долго и тупо смотрел на матросов, словно хотел спросить: «За что вы, люди, меня так наказали?» Обильно обляпанное жидкостью, могучее тридцатипудовое животное настолько похудело, что шкура висела на нем складками, Дав производителю прийти в себя, матросы переправили его на берег. И тут произошел еще один казус. Коровы, утомленные длинным ожиданием общего жениха, с протяжным мычанием затрусили ему навстречу. Бык остановился и, как бы догадавшись, зачем так проворно приближаются буренки, проявил неожиданную прыть. Энергично мотнув головой, он выдернул у матросов повод, издал жалобный рсв и резво побежал прочь от навязчивых невест…