Фебрие де Пуант что-то буркнул, и офицер, метнув
взгляд на командующего, сел. Весь его вид говорил, что он жалеет о высказанном, что разумных советов английский адмирал не понимает и не принимает.
Наступило неловкое молчание.
— Я разделяю беспокойство своего коллеги, — подал голос командир французского корвета «Эвридика» Ла Грандьер. — В русской эскадре может объявиться свой «Эссекс».
— Русские моряки всегда отличались дерзостью и смелостью, — поддержал соотечественников командир брига «Облигадо» Паскье Гужон.
— Какая завидная солидарность! — В голосе Дэвида Прайса уже не было прежней иронии. — Когда трое говорят, что ты пьян, надо идти спать. Что на это скажете вы, господин Фебрие де Пуант?
— Чем черт не шутит, когда ангелы спят, — неопределенно ответил французский адмирал. — Опасения высказаны, видимо, нам (он сделал упор на «нам», не противопоставляя себя командующему) надо над ними подумать.
— Преувеличиваем опасность, — бросил реплику Ричард Барриджи. — Русские боятся англичан как огня.
— Бахвальство! — буркнул Паскье Гужон.
— Господа, спокойнее! — призвал к порядку командующий. — Прошу высказываться по существу и без запальчивости.
Как ни старался Дэвид Прайс, не сумел разубедить французов, что предложения, высказанные их стороной, не заслуживаюх внимания. И хотя последнее слово могло остаться за командующим эскадрой, он его не сказал.
Военный совет 10 мая к единому решению не пришел. Командиры разошлись по кораблям с разными мнениями: французы считали, что их предложения подлежат серьезному обсуждению, а не осуждению; англичане (им ничего другого не оставалось делать) во всем поддерживали адмирал а-соотечественника.
Через неделю, 17 мая, когда все корабли были готовы к отплытию, Дэвид Прайс распорядился вывести эскадру в открытый океан, оставив для крейсерства у западных берегов Америки корветы «Артемиз», «Амфитриду» и пароход «Ла Прони».
Погоня началась.
Путешествия по океанским просторам моряками всех стран измеряются расстоянием в милях и исчисляются временем пребывания в пути — часами, сутками, неделями, месяцами.
От перуанской земли до берегов Дальнего Востока ни много ни мало — девять с лишним тысяч миль.
Подходил к концу второй месяц путешествия «Авроры» от порта Калао. Преодолев по Тихому океану более двух третей заданного расстояния, фрегат вошел в студеную зону. Начались холодные, пронизывающие до костей переменные ветры. Скорость корабля сократилась вдвое. Моряки все чаще и чаще стали вступать в единоборство со стихией под дикий вой ветра в парусах. Волны хлестали людей просоленными жгутами. Вода, не успевая стекать по отводным шпигатам, в такт качки корабля с шипеньем и брызгами переваливалась по палубе от борта к борту, от носа к корме, от кормы к носу. Сырость, а с нею и стужа проникли в некогда теплые жилые помещения через палубные пазы и неплотно задраенные люки. Влажные переборки и углы кубриков покрылись плесенью. Продрогшие моряки, возвращаясь с вахты в мокрой одежде, не могли согреться, им некогда было высушить белье.