Монарх с минуту рассматривал невысокого человека с узкими плечами. Они встречались недавно, в сентябре того же, сорок седьмого года, когда царь проезжал через Тульскую губернию. Короткая встреча навела государя на длинные размышления. Ему было известно, что Муравьев имел боевые ордена и золотую шпагу с надписью «За отвагу», в тридцать два года стал генералом. Однако увечье руки на Кавказе и южная болезнь заставили его уйти в отставку. Позже Муравьев без нареканий нес службу губернатора. Но почему этот маленький человек вдруг взялся за дело большой государственной важности? Царский взор пристально ощупывал посетителя с желтым покровом головы и пшеничными усами. Безукоризненная опрятность генеральской формы, манера держаться, большие залысины на широком выпуклом лбу, упрямо сжатые губы, быстрый и острый взгляд прищуренных глаз произвели на монарха своеобразное впечатление: «Так вот ты каков, младший граф Муравьев, осмелившийся поучать самого государя! Поглядим, как поведешь себя дальше..»
Сев у окна, император величественным жестом показал графу на противоположное кресло. Муравьев, опустившись на мягкое сиденье, почувствовал на себе взоры еще двух пар царских глаз. Справа с чуть насмешливой, улыбкой величественно смотрела на него Екатерина II; слева, надменно вскинув курносое лицо, глядел Павел I. Обрамленные в золотые рамы, бабушка и отец своим присутствием подбадривали внука и сына и угнетающе давили на посетителя. Широкое полузашторенное окно блекло отражало большие напольные часы. Над головой Муравьева висела огромная хрустальная люстра с десятками стеариновых свечей.
— Императорский двор, — медленно произнес монарх, — хорошо помнит твоего отца. Николай Назарьевич был умным и отменным исполнителем царской воли. Полагаю, яблоко от яблони далеко не упало…
Муравьев степенно склонил голову. Император, как бы между прочим, напомнил, что с бумагами графа ознакомлен, однако заметной государственной выгоды от от-
мены крепостного права не увидел и отклонил предложение, ибо ввод земельной реформы считает мерой преждевременной.
Граф молчал.
— Ты убежден, что расчеты, приложенные к рапорту, верны?
Муравьев поднялся с кресла и, держа руки по швам, заявил:
— Абсолютно.
Царь удивленно вскинул брови:
— Вот как!
— Я полагаю, ваше величество, что в скором будущем в России появится настоятельная необходимость отменить крепостное право.
«Ах, ты либерал! Демократ!» — мысленно возмутился царь и небрежно махнул рукой: садись, мол! Он усилием воли подавил желание выгнать графа вон. Было для монарха в этом человеке что-то непривычное, резко отличающее от других, которые посещают его хоромы. «Не холуй, — отметил про себя царь. — Вызывающе смел, задир-чив и, кажется, умен. При дворе такой человек был бы нетерпим. Однако он вполне пригодится для другой цели…»