— У тебя все, дядя? — морщась, спросил Курбанов. — Мне в самом деле надо на работу.
— Еще одно, — вздохнул Ходжа-ага. — Ты тогда тоже не послушался, женился не на овлядке. Теперь ее нет… Мы присмотрели тебе в жены хорошую женщину. Из ходжей. Работящая, смирная. О калыме не беспокойся — поможем, потом как-нибудь рассчитаешься. Ты не спеши с ответом, подумай.
— А я уже подумал, — ответил Курбанов, поднимаясь. — Я уже нашел себе… — Он вдруг запнулся: не рано ли говорить об этом? Но тут же добавил уверенно: — Скоро женюсь.
На дряблом липе Ходжа-ага была растерянность.
— Ты хорошо подумал? — произнес он без прежней назидательности, униженно глядя снизу вверх. — Она овлядка?
— Нет, не овлядка, — весело ответил Курбанов. — Уж не обессудь, дядя.
7
Хорошая детская коляска попалась Марине — легкая, удобная, красивая. Не коляска даже, а так — скамеечка на двух колесах: сажай ребенка, пристегни ремешком, чтобы не свалился, и толкай за ручку.
Она давно о такой мечтала. Шурка растет, все руки оттянула, без коляски никак нельзя, а громадную, фаэтонную, не хотела.
В этот же день вечером Марина повезла дочку на прогулку. Вышла на главную улицу, пересекла площадь и направилась к парку. В суете, в делах как-то не заметила, что пришла осень. Было еще тепло, в одном платье можно ходить, а деревья уже пожелтели, облетели, листья шуршали под ногами. Пусто стало в парке, он просвечивал насквозь.
Возле дворца культуры она увидела Сергея Саламатина, хотела свернуть, но он тоже заметил ее и пошел навстречу, улыбаясь.
— Целую вечность вас не видел. Что не заходите?
Ее будто теплом обдало от этих слов. Благодарно глянув на него, она тут же потупилась, стыдясь пылающих своих щек, не зная, что сказать, как вести себя с ним.
— Здравствуйте, Сергей Федорович, — только и смогла выговорить.
— Дочка? Сын? — наклонился к ребенку. — Как тебя зовут?
— Дочка, — с трудом выдавила из себя Марина.
— В таком возрасте сразу не разберешь. — Он снова улыбнулся. — Хотя иной раз и взрослого парня от девушки не отличишь — мода полнейшего равноправия.
— А верно, — тоже улыбнулась Марина, чувствуя, что уходит скованность. — Даже в «Крокодиле» рисовали. — И спросила совсем некстати: — А вы стихи сочиняете?
В устремленных на него глазах было столько не заслуженного им восхищения, что Сергей едва не покривил душой — не назвал себя поэтом.
— С чего вы решили? — Он развел руками, отводя взгляд.
— А рассказывали тогда красиво — про Ленинград.
На аллеях парка было пустынно, песок шуршал под колесами, голоса и шаги раздавались громко.
— Вы помните? — спросил Сергей и сам подивился нелепости вопроса, с недоумением ощущая какую-то пустоту в душе: идти с ней рядом вдруг стало трудно, и он предложил: — Давайте посидим.