Тем временем состояние Карвена все росло и росло. Он фактически монопольно торговал селитрой, черным перцем, корицей и с легкостью превзошел другие торговые дома, за исключением дома Браунов, в импорте медной утвари, индиго, хлопка, шерсти, соли, такелажа, железа, бумаги и различных английских товаров. Такие купцы, как Джеймс Шрин из Чипсайда, на лавке которого красовался слон, Расселлы, торговавшие напротив Большого Моста под вывеской «Золотой орел», или Кларк и Найтингейл, владельцы харчевни «Рыба на сковородке», почти полностью зависели от него, ибо он владел большей частью их недвижимости; договоры же с местными виноделами, коневодами и маслоделами из Нараган-сетта, а также с мастерами, отливающими свечи в Ньюпорте, превратили его водного из наиболее крупных экспортеров колонии.
Подвергнутый своеобразному остракизму, Карвен все же не был лишен определенного чувства солидарности. Когда сгорел дом Управления Колониями, он щедро подписался на значительную сумму для устройства благотворительной лотереи, благодаря которой в 1761 году было построено новое кирпичное здание, по сей день красующееся на старой Главной Улице. В том же году он помог перестроить Большой Мост, разрушенный октябрьским штормом. Он восстановил публичную библиотеку, сгоревшую при пожаре в Управлении Колониями, и сделал огромное количество покупок на благотворительном базаре, на выручку от которого была вымощена большими круглыми булыжниками грязная улица Маркет Парад и изрезанная глубокими колеями Таун-Стрит, да еще посредине была устроена дорожка для пешеходов, которую на французский манер называли «козе». К этому времени он уже выстроил себе не отличающийся особой оригинальностью, но роскошный новый дом, чьи двери представляют собой шедевры резьбы по дереву. Когда в 1743 году приверженцы Уайт-филда отделились от Церкви на Холме доктора Коттона и основали церковь во главе с деканом Сноу против Большого Моста, Карвен присоединился к ним, хотя вскоре перестал быть ревностным прихожанином. Однако впоследствии он снова начал проявлять набожность, очевидно желая рассеять тень, павшую на него, ибо сознавал, что если не примет самые решительные меры, то зловещие слухи могут сильно повредить его торговым делам.
Видя, как этот странный бледноликий человек, на вид совсем не старый, хотя на самом деле ему исполнилось не менее ста лет, изо всех сил пытался рассеять сложившуюся вокруг него атмосферу ненависти и страха, слишком неопределенного, чтобы распознать и назвать его причину, люди чувствовали одновременно жалость, смутное беспокойство и презрение. Но сила богатства и легковерие людей так велики, что предубеждение против Карвена ослабело, особенно после того, как перестали исчезать моряки с его кораблей. К тому же он начал проявлять крайнюю осторожность, рыская по кладбищам, потому что больше его там никто не видел. Одновременно перестали распространяться слухи о страшных воплях, доносившихся с его фермы в Потуксете, и о странных вещах, которые там творились. Количество провизии, которую ему доставляли, оставалось неестественно велико, по-прежнему на ферму гнали целые стада овец и привозили цельные туши в городской дом; однако вплоть до последнего времени, – когда Чарльз Вард стал изучать его бумаги и счета, хранившиеся в библиотеке Шепли, никому не пришло в голову-за исключением этого любознательного юноши, потрясенного своими открытиями, – провести сравнение между поразительным множеством чернокожих, которых Карвен доставлял из Гвинеи вплоть до 1766 года, и ничтожным количеством чеков, удостоверяющих продажу этих рабов работорговцам, чей рынок находился на Большом Мосту, или окрестным плантаторам. Да, этот ужасный человек отличался необыкновенной хитростью и изобретательностью-качествами, которые он полностью использовал, когда возникала необходимость.