– Меньше лирики, больше дела, – попросил его я. – Что грозит тому, кто словил его иголки?
– Особым образом зачарованная кровь владык неба, вливаемая в обычных морских ежей, меняет их и придает получившемуся в результате объекту неуязвимость к любым чарам. А также способность пробивать их, словно тонкую бумагу, – пропустил мои слова мимо ушей монах. – Ну и еще они от совсем не сильного удара взрываются, но сложно сказать почему. Подобными живыми артефактами те из морских драконов, в чьих пещерах есть вода, защищают свои сокровища. Хотя и продажа их возможна, но мало на свете тех, с кем гигантские огнедышащие ящеры соглашаются торговать.
Кажется, я зарычал. Возможно, о себе дали знать последствия укусов оборотня. Конечно, их вылечили, и никаких лишних эффектов остаться было не должно, но клянусь, если Тенон не прекратил бы свою академическую лекцию, он рисковал оказаться загрызенным.
– При попадании в тело живого существа иглы в первую очередь мешают циркуляции энергий в ауре, за исключением жизненной, служащей основой для магии крови, а во вторую – парализуют жертву. – Монах явно понял намек в виде злобного оскала и рефлекторно скрючившихся пальцев, метящих ему в район горла. – И потому они известны как превосходное средство против чародеев. Но, к сожалению, яд вне породившего его ежа быстро портится и не сохраняется никакими методами, известными слугам Отца Времен. У отравленных нарушаются процессы, происходящие в ауре. Результат – невозможность пользоваться магией, даже врожденной. Для ряда существ, в том числе людей, поддерживающих свою жизнь заклинаниями, подобное – гарантированная и немедленная смерть.
– Для старых волшебников действительно ужасней оружия не придумаешь, – решил я. – Слухи, что убитые колдуны рассыпаются пылью или еще как-то необычно умирают, не лишены оснований. Просто в момент гибели чары, до того бывшие частью их организма сбиваются и превращают тело изнутри в черт знает что.
– Последствия воздействия яда на обычных людей – длительный, до двух суток, паралич, – снова сбился на академический тон монах. – У эльфов – несколько часов из-за близкого их родства с силами природы, которая как-то ослабляет действие отравы.
Ага, значит, Фина очнется первой. Впрочем, Фоул как-то так и говорил.
– А ну цыц, души заблудшие! – внезапно взревел церковник, резко выбрасывая вперед руку, из сжатого кулака которой вылетел обычный камень. Сработавший, однако, не хуже разрывной пули. Какой-то человек, несущий на руках сухонькую пожилую женщину, упал мертвым, брызгая фонтанчиком крови из разнесенного в клочья затылка. Его ноша покатилась по земле, но никакого возмущения, понятное дело, не выказала.