— Что это? — спросила она, заранее зная ответ, но желая, чтобы муж произнес эти слова вслух. — Что здесь написано?
Его глаза, боже, его глаза! Когда-то живые и лукавые, сейчас они походили на глаза трупа. И смотрели они не на нее, а куда-то мимо. В них не было ничего, никаких чувств. Совершенно ничего.
— Здесь написано, что наш Джо мертв. — Руки Карло бессильно висели вдоль тела, как будто у него не было сил поднять их, и ее вдруг поразил его итальянский акцент. —
Здесь написано: «Пропал без вести и предположительно погиб».
Этой долгой темной ночью Марта не сомкнула глаз. Она не стала рассказывать Лили и Джорджи о смерти брата, потому что не могла заставить себя произнести три простых слова. Наш Джо мертв. Она не верила тому, что в извещении было написано «пропал без вести». Все знали, что если солдат пропал без вести, значит, он погиб.
Наш Джо мертв. Эти слова встали перед ее глазами большими, тяжелыми буквами. Наш Джо мертв. Она представила себе, что они начертаны золотом на надгробной плите белого мрамора или выжжены кровью в ее сердце.
Наш Джо мертв.
Двое ее младших детей мирно спали на полу по обе стороны от нее, не подозревая о страшной боли, которая рвала на куски душу их матери и которая оказалась настолько невыносимой, что ей пришлось впиться зубами в костяшки пальцев, чтобы не закричать в голос.
Поздно ночью вернулся Карло, тихонько пробрался в постель и затрясся всем телом от сдавленных рыданий.
Несмотря на холодность и равнодушие последних десяти лет их семейной жизни, Марта обняла мужа и принялась утешать его, приговаривая:
— Тише, тише! Успокойся, — как если бы он был ребенком, упавшим и ободравшим коленку.
К ее изумлению и негодованию, он вдруг возжелал заняться с нею любовью, причем исполнил супружеский долг в отчужденной и равнодушной манере, без малейшего следа не то что страсти, а даже привязанности, как если бы она была случайной женщиной, с которой он решил скоротать ночь. Когда все закончилось, он отвернулся и негромко захрапел, оставив Марту терзаться болью, еще более сильной, чем та, которую она испытывала раньше.
Но Карло не спал. Он все еще плакал, пусть и молча, про себя. Он слышал, как горько вздохнула Марта, но не мог заставить себя утешить ее. Он чувствовал себя виноватым в смерти сына. Ему следовало сделать больше, сделать самому, а не сваливать все на Марту. И теперь он знал наверняка, что это чувство вины останется с ним навсегда, до последнего дня его жизни. И избавиться от него ему не удастся.
За окнами забрезжил рассвет, и тоненькая полоска света проникла сквозь изношенные занавески, когда Марта поднялась с кровати, набросила на плечи шаль и потихоньку выскользнула из дома во двор. Здесь она упала на колени, воздела руки к небесам и страшно закричала, взывая к Господу и требуя объяснить, почему он забрал у нее сына.