- Глеб, ты, почему не спишь? А ну марш в свою комнату! – накинулся на него завхоз.
- Михал Иваныч, я в туалет сбегаю? – попросился один из парней.
- Давай, только там смотри не засни.
Глеб поднимался по лестнице, как его окликнули:
- Глеб, не оборачивайся. Слушай внимательно. Завтра, после школы у кондитерского магазина она будет ждать тебя. Ты понял?
- Да, – чуть слышно ответил мальчик.
В эту ночь он спал спокойно, без сновидений. И на следующий день все пять уроков просидел как во сне. Потом, понуро передвигая ноги, как старик, брёл к выходу из школы в окружении весело галдящих мальчишек и девчонок. На улице был приятный морозец, и пар тоненькой струйкой вырывался изо рта. Люди спешили каждый по своим делам, торопились домой к семье, к детям.
- Глеб, мальчик мой, я здесь, – услышал он весёлый голос.
Он поднял глаза и увидел её, стоявшую у большой чёрной машины, даже стекла у этой машины были чёрными.
- Садись скорей, – улыбалась ему Лилия Демьяновна, приглашающе распахнув дверцу.
Мальчик сделал шаг в манящую черноту салона.
- Ну что же ты, залезай смелей, нам пора ехать, – круглое лицо Лилии Демьяновны от широкой улыбки покрылось сеточкой морщин.
Внезапно морщины исчезли, и лицо словно окаменело, вмиг потеряв свою округлость.
- Глеб! – услышал он голос, холодный и отрезвляющий как ушат ледяной воды.
Лилию Демьяновну, словно мощным пылесосом втянуло в тёмный салон, и чёрная машина, взвизгнув колодками, рванула с места. Глеб медленно, очень медленно обернулся. Елизавета Ивановна без улыбки, даже строго смотрела на него, а в ста метрах от них чёрный автомобиль, не справившись с управлением, пробил парапет моста и с пятиметровой высоты рухнул в чёрную ледяную воду.
- Идём, Глеб. – Елизавета Ивановна взяла мальчика за руку. – Нам надо торопиться. Тебе ещё многому предстоит научиться.
Россия, два года спустя после «оранжевой революции».
Ветер был так силён, что даже тяжёлый рекламный щит жалобно стонал под его яростными порывами. На щите висел плакат с надписью:
«УДПР – верная гарантия вашей свободы».
Глеб стоял, поёживаясь в своей кожаной куртке от холодного октябрьского ветра, и смотрел на распятого. Мёртвый юноша был полностью обнажён. Впалый живот, выпирающие рёбра, нежный пушок на обескровленном лице, где застыла маска страдания. На тонкой шее шнурок с простым медным православным крестиком. Ладони и ступни были прибиты к перекладинам четырёхдюймовыми гвоздями. Да ещё за запястья привязаны для верности бельевой верёвкой, иначе на кресте прибитое за конечности тело не удержится.