Водитель остановился, что-то заговорил, бешено жестикулируя. Алиссон плохо знала язык, но было понятно и без перевода — дальше не повезу, стоп.
Они вылезли из машины. Было страшнее, чем в настоящем бою, там, по крайней мере, видно, кто в тебя стреляет, где находится враг и какой он. Здесь же — пустые, заполненные мусором, горящими машинами, обломками улицы и выстрелы. Похожие на щелчок кнута хлопки — пули бьют по стенам, бьют рядом с тобой, и ты не знаешь, где прятаться, потому что не видишь, кто и откуда стреляет.
Забившись в какой-то дверной проем. Алиссон достала сотовый. По памяти набрала номер Исмаила… он должен был ей помочь. Должен был…
Зазвучала музыка, странная какая-то… но это была его музыка, именно такая была установлена на его телефоне. Сердце пустилось в пляс. Она не знала, что это нашида, и в ней сказано, что надо убивать неверных.
— Да, кто это?!
— Исмаил! Любимый, это я! Алис! Алис!
— Алис!? Я… Что с тобой. Ты…
— Я в Гелиополисе, любимый!
— Я тоже, но как ты тут оказалась?
— Нет времени! Ты должен меня забрать! Ты должен… тут стреляют, я боюсь!
— Где ты?!
— Я не знаю, черт… просто приезжай!
— Успокойся. Что ты видишь. Скажи мне, что ты видишь?!
Алиссон опасливо выглянула из своего укрытия.
— Льва! Лев на фронтоне! На здании! Лев!
— Я знаю, где это. Я приеду!
— Поторопись, тут…
Пуля ударила совсем рядом, она спряталась в своем маленьком убежище, сжавшись от страха…
В помещении, куда ее притащили — было тесно, грязно. Видимо, это здание использовалось как госпиталь — она видела раненых, перевязанных грязными тряпками, умирающих. Среди муджахеддинов почти не было врачей, а лекарством на все случаи жизни было многократное повторение первой суры Корана. Точно так же воевал Талибан — раненых оставляли умирать у обочины дороги и они умирали с радостью, потому что тот, кто умер на джихаде — шахид вне зависимости от того, как он умер. Точно так же — они относились и к смерти других людей: в этом была какая-то дикарская, примитивная справедливость. Не ставящие ни во что чужие жизни — они так же относились и к жизни своей.
Освещения не было. Мощный луч фонаря высветил ее лицо.
— Говори! Говори, проститутка!
— Что тебе надо, урод!?
— Моли свое правительство! Моли, чтобы оно пришло и спасло тебя! Моли своих тагутов!
— Да пошел ты, свинья!
Сильный удар кулаком повалил ее на пол. Ее несколько раз ударили ногой, потом начали срывать одежду.
— Исмаил…. - разбитыми губами прошептала она. Она так и не поняла — что это Исмаил рассказал своим сородичам, где ее искать. Раньше — у него были большие планы на нее — но теперь он ожесточился и искал возможность убить как можно больше неверных. Мир катился в пропасть, неверные, яхуды, харбии наступали со всех сторон, казалось — что настал момент Священного мирового джихада, и смысла в каких-то хитроумных комбинациях уже не было. Только грубая, нерассуждающая сила.