— Не на пол, не на пол… Тебе что здесь, помойка? Сунь в карман, потом выкинешь…
Начиналась война, и всех потряхивало. Все уже тогда понимали — хорошим не кончится. Патриотический запал, конечно же, был — отлично выполнили операцию по ликвидации ядерного потенциала Ирана, потеряли всего лишь каждый девятый самолет ударной группы — и это в условиях, когда им противостояли довольно современные системы ПВО, а пилоты израильских ударных самолетов не могли взять почти ничего для самозащиты. Но теперь, когда впереди сектор Газа, с которым война идет уже семьдесят лет, а под боком Египет, который буквально кишит фанатиками всех мастей…
Их подняли вечером, никто ничего толком не знал и не объявлял. В одиннадцать часов вечера пришли транспортеры, и они грузили танки, а потом везли их по забитой машинами дороге — в одном месте гражданские машины пришлось сталкивать на обочину. Сейчас же — они сидели в танке и ждали, пока придет команда «вперед!».
Командир танка — от нечего делать начал осматриваться в прицел. Термооптику он не включал, видно было плохо. За спиной — назревал новый день, но впереди еще царствовала ночь. В прицеле — были видны всполохи огня — израильская артиллерия и авиация наносила удары по позициям боевиков, разведанных спецназом.
Никто не знал, с чем точно им придется столкнуться. Газа образца две тысячи четырнадцатого года — это тебе не Газа две тысячи десятого. Когда в Египте сменилась власть и открылись границы — в страну хлынуло потоком оружие, в том числе противотанковые ракетные комплексы. Они и до этого были — самодельные, из обрезков труб — но это были настоящие. Говорили, что из Сирии сюда попали Корнеты и боевики только и ждут, чтобы пустить их в деле.
— Что там? — спросил механик-водитель по фамилии Аронсон. Все звали его Ари или даже Аря.
— Фейерверк. Сидим тихо…
Столбы разрывов — встали слева от изготовившейся к атаке израильской бронетанковой колонны — и в этот же момент заработала рация.
— Гур[14] один-один, всем позывным Гур — начинаем, повторяю — начинаем. Полный вперед!
Очередная мина — ударила совсем рядом, танк осыпало землей
— Гур один — один, мы под минометным обстрелом!
— Тогда шевелитесь, сукины дети!
Когда настала пора — тронулся и их танк с позывным Гур два — один.
— Командир? — вопросительно сказал Лев, заряжающий
— Давай осколочный. Башню вправо и смотри по сторонам. Я наверх…
Танк качнуло — они сошли с проезжей дороги.
Направления выдвижения бронетанковых колонн они хорошо знали — не раз входили по этим направлениям, последний раз — в две тысячи двенадцатом году, во время первого обострения, тогда исламисты в Египте только что пришли к власти и решили сразу, не откладывая разобраться со своими врагами. Террористы даже не пытались остановить танковые батальоны ЦАХАЛ в чистом поле, вместо этого они использовали фугасы и маневрирующие, танкоопасные огневые точки, используя оросительные системы для быстрого и скрытного перемещения. Свои транспортные средства они маскировали, в том числе и под машины скорой помощи или просто под машины гражданских, укрепленные командные центры создавали в больницах, школах, детских садах. Это нельзя было считать каким-то зверством по отношению к палестинскому народу — даже дети вполне осознавали тот факт, что ими пользуются как живым щитом и были горды тем, что и они — косвенно участвуют в войне. К семьдесят четвертому году противостояния — палестинский народ представлял собой нечто целое, народ-зверь, имеющий только одну цель, только одного врага — и желающий только одной победы, полной и окончательной. Любые перемирия — они воспринимали как тактическое отступление.