Кастор наблюдал возвращение группы Флавье. Они прикрывали бомбардировщики, бомбившие немецкие укрепления на берегу реки. Затем им нужно было вернуться на базу, ведя бои по своему усмотрению — свободная охота. Свободе-то «старички» и не были рады… Это была свобода для Флавье показать им, чего он стоит. Хотя Кастор и оставался на земле, он был достаточно близок к летчикам, чтобы разделить их волнения. Чтобы вызвать к себе уважение, Флавье прибавит им заботы. Вдруг Кастор вспомнил, как в момент вылета Тарзан прыгнул в самолет Вильмона. Тот выгнал его оттуда — не грубо, но решительно.
— Не надо никогда сюда залезать, — грозя пальцем, сказал он псу. — Это очень опасно для щенят!
Кастор раздраженно поморщился. «А как с людьми? С этим майором, который, возможно, захочет блеснуть…»
— Вот они, — закричал Лафарж. Вместе с несколькими новичками он стоял около Кастора.
Кастор почувствовал, как сжалось его сердце. Это группа или только то, что от нее осталось? Он тихо начал считать:
— Один, два, три…
И вдруг закричал радостным голосом:
— Девять! Все возвращаются!
Он был прав! Ни один не промолчал в ответ на его вызов. Один за другим оии безупречно сели на площадку.
— Вот и мы, старина Кастор! — закричал Вильмон, высовываясь из кабины.
Он сиял почти детекой радостью. Он готов был смеяться, без конца болтать, бегать как мальчишка, играя с Тарзаном. Леметр со свойственной ему сдержанностью тоже явно был доволен, однако в глазах его светился лучик мягкой иронии, особенно когда он смотрел на Бенуа. У того вид был несколько обескураженный. На герметически замкнутом лице Флавье нельзя было прочитать ничего.
Бенуа поколебался один момент, затем решительно подошел к майору.
— Господин майор!
Не говоря ни слова, Флавье повернулся к нему, снимая шлем.
— Господин майор, — повторил Бенуа, — перед нами, как на ладони, только что были два фрица. Почему мы не атаковали их?
— Потому что они вызвали бы два десятка других, те летели на полторы тысячи метров ниже и не видели нас. Ради двух легких побед я не имел права так рисковать.
— Браво, — воскликнул Бенуа. — Я поступил бы точно так же!
И совершенно непосредственным движением он протянул Флавье руку. Тот не пошевелился и, не приняв поданной ему руки, посмотрел на Бенуа:
— Если меня не трогали ваши упреки, Бенуа, то не трогают и ваши комплименты.
И, оставив позади себя оцепеневших летчиков, он направился к баракам. Бенуа опустил руку. Теперь он был совсем обескуражен. К нему быстро подошел Леметр. Но Бенуа не сердился. Единственный раз за все время он казался растерявшимся.