Каждый раз, когда освобождали какой-нибудь город, Москва салютовала в честь одержанной победы залпами своих батарей. Трассирующие пули и цветные ракеты бороздили по вечерам темное небо над Кремлем. Это были салюты разрушенным городам, измученным людям. Фашисты думали, что захватили эти земли навсегда. Теперь, когда они вынуждены были уходить, каждый дом становился свидетельством их преступлений. Отступая, они сжигали за собой деревни, оставляли виселицы и трупы, изнасилованных девушек, замученных пытками мужчин. Они отступали. Они непреодолимо откатывались к границам своей страны. Им нужно было перейти еще много границ… Наступление шло уже в обратном направлении — не на Москву, а на Берлин!
Итак, «Нормандия» передислоцировалась. Столовая стала унылой, как заброшенная часовня. Кастор и Леметр унесли доску эскадрильи. Летчики собирали свои вещи. Впрочем, вещей было так немного; предметы туалета, кое-какая одежда, письма, фотографии; все их сокровища могли бы войти в один чемодан.
Марселэн размышлял, сидя в своем кабинете. Приказав позвать Кастора, он с грозным видом созерцал две огромные папки, лежавшие на столе.
— Господин майор?
— А, это ты!
Марселэн широким жестом показал на стол.
— Ты воображаешь, что я могу взять все это?.
Кастор улыбнулся.
— Это архивные материалы, господин майор.
— О доске позаботились?
— Да, господин майор.
— А о походном журнале?
— Да, господин майор.
— Ну, значит, все самое главное взято,» сказал Марселэн.
— Да, главное — все, господин майор!
Марселэн засмеялся. Движением руки он разворо* тил бумаги;
— У меня нет места, произнес он.
Кастор тоже засмеялся.
— Если я выброшу половину, вы возьмете меня с собой?
— Три четверти, — сказал Марселэн.
— И вы отвезете меня на новый аэродром?
— Я довезу тебя до Берлина.
— Отлично, — согласился Кастор. — Но вы обещаете, что не полетите вверх колесами?
— Обещаю.
— Черт с ними, с архивами, — заключил Кастор.
«Яки» попарно снимались с аэродрома. Кастор оставался у телефона. Он летел с Марселэном, который должен был покинуть базу последним. Рядом с ним вырисовывался длинный, печальный силуэт Сарьяна. Самолеты были в хорошем состоянии, он имел все основания быть довольным.
— Ты должен быть веселым, — сказал Кастор.
«— Я буду весел, когда все сделают посадку.
— Ты думаешь, может что-нибудь случиться?
— Фрицы все еще прячутся по глухим углам. Они отступали в такой панике, что не могли удрать все, мне это не очень-то нравится.
Кастор пожал плечами… Сарьян никогда не может отделаться от тревог. Фашисты получили страшный удар, все говорят о победе. Один Сарьян придумывает возможные катастрофы.