Его размышления были прерваны звуками, донес* шимися от рации. Тревожный голос с неба: «Алло, Кастор». Он рванулся к аппарату.
— Алло! Я — Кастор. Прием.
— Это Колэн, — послышался жалобный голос. — Слушай, Кастор-
Кастор вздохнул. Если начинается так, значит, ничего страшного. Просто какая-нибудь просьба.
— Что там тебе приспичило?
— Я забыл на взлетной полосе свое барахло, — сказал Колэн.
Кастору показалось, что он видит, как тот хлюпает носом и утирает его рукавом, словно ученик, забывший в школе грамматику.
— Ладно, ворона. Я его возьму.
— Спасибо, старый хрыч! — поблагодарил Колэн.
Голос Колэна растаял в эфире.
Кастор сделал недовольный жест.
— Мальчишки! — сказал он Сарьяну. — Сосунки! А я при них как кормилица…
— Ты слишком худ. Кормилицы бывают покруглее.
Сарьян очертил в воздухе руками то, что представлялось его воображению.
— Было бы неплохо, если бы у нас здесь оказалось две-три… — сказал Кастор.
Сарьян нахмурился. Малейшая фривольность приводила его в ярость. Он знал, что у многих французов были в Москве приятные связи. Но твердо решил делать вид, что это ему неизвестно. И в особенности не допускать даже самых невинных Шуток. Ему следовало остерегаться — с французами самая безобидная шутка могла принять отвратительный смысл! Он молча стоял с оскорбленным видом. Кастор пожинал плоды своей провокации. Ему хотелось расхохотаться. «И все же, — подумал он, — я его очень люблю».
— Кто-то из наших возвращается, — сказал вдруг Сарьян.
Сейчас он говорил по-русски. На горизонте показался «як». В его полете было что-то необъяснимо странное, необычное. Увидев его, Сарьян и Кастор обменялись быстрыми взглядами. В один момент они встали рядом, плечом к плечу, догадываясь о чем-то страшном и готовые ему помешать. «Як» несся к земле, как раненый бык к барьеру. Радио донесло звенящий голос, который старался казаться спокойным.
— Алло, Кастор! Алло, Кастор!
— Я — Кастор. Прием.
— Я — Буасси. Я — Буасси.
— А, это ты, Буасси… Я слушаю.
— Очередь «фокке»… Пробит масляный бак… Отовсюду течет… Я ослеплен… Алло, Кастор?
— Я — Кастор. Слушаю, Буасси.
— Я ничего не вижу, Кастор, не вижу!.. Веди меня на посадку. Ты меня слышишь?
— Я слышу и вижу тебя. У. тебя выпущены шасси. Ты слышишь?
— Слышу. Но ничего не вижу, абсолютно ничего… Веди меня. Веди.
— Попробуй делать то, что я буду говорить… — сказал Кастор.
На площадку высыпали летчики. Они не отрывали взглядов от самолета. Рядом с Кастором стоял Сарьян, прямой, неподвижный как статуя.
— Алло! Буасси… высота сто метров. Слышишь, сто метров. Идешь без крена. Сбавь газ! Снижайся… Ручку от себя, говорю тебе, или будет поздно.