— Он не сядет, — сказал Сарьян.
— Есть один шанс, — отозвался Марселэн,
— Он промахнулся дважды.
— Может попытаться еще раз.
— Нет, — сказал Сарьян.
Марселэн абсолютно не сомневался в том, что Сарьян прав. Но он колебался. Он хорошо знал, какой приказ должен дать, но не мог этого сделать. мог.
— Он не сможет сесть, — повторил Сарьян,
— Ты знаешь, что у Иванова нет парашюта, — сказал Марселэн.
— Я знаю. Буасси должен прыгать.
Они слышали, как Кастор давал указания в микрофон. Голос его дрожал. Они слышали негромкие голоса летчиков; все вокруг них были в тревожном ожидании. Они стояли прямо, плечом к плечу, зная, что не в силах посмотреть Друг другу в глаза. Ни один не вынес бы взгляда другого.
— Сарьян, — сказал Марселэн, — а если бы там было наоборот, ты отдал бы приказание?
— Без колебаний.
Марселэн шагнул к Кастору, взял из его рук микрофон.
— Прыгай! — сказал он тоном, не допускающим возражений.
«Як» снова возвращался.
— Алло, Буасси, — сказал майор. — Алло! Буасси», Я — Марселэн. Ты слышишь?
— Я — Буасси, Я слышу вас, господин майор. Веч дите меня.
— Прыгай! Буасси, я приказываю… Ты слышишь, прыгай!
Снова все стихло. Дым за хвостом самолета становился черным. Бенуа глухо ругался. «Он поджарится. Чего он ждет?»
Вновь раздался голос Буасси, на этот раз удивительно спокойный. Те, кто его слышал, представляли себе, как, с залитым маслом лицом, чувствуя за спиной ды-хание Иванова, он думает, что ему делать.
— Я — Буасси… Я хочу посадить самолет… Ведите меня.
— Буасси, я приказываю тебе прыгать.
Голос Буасси зазвучал снова — с нечеловеческой силой. Можно было подумать, что Буасси не слышал, что ему говорили.
— Направление и высоту. Я требую направление и высоту. Я — Буасси… Отвечайте!
Марселэн чуть не раздавил микрофон.
— Анри, — сказал он мягко, — Анри! Слушай меня… Прыгай!..
Было невыносимо смотреть на эту смертельную борьбу, развертывающуюся у них на глазах. «Это просто дурной сон, сейчас все мы проснемся…» Он ничего не мог поделать со своими дрожащими руками…
— Дай мне микрофон, — сказал Сарьян.
На его вдруг окаменевшем лице теперь не было написано ничего, кроме сконцентрированной, почти яростной воли.
— Буасси! — вызвал Сарьян. — Я — Сарьян! Ты меня слышишь?
— Я — Буасси. Слышу. Ведите меня.
— Буасси, слушай меня. Я знаю, что Иванов с тобой. Ты слышишь? Приказываю тебе прыгать. Я, Сарьян, приказываю тебе прыгать.
— Нет, — ответил Буасси.
Сарьян отнял микрофон от губ, посмотрел на него, словно это было какое-то удивительное сказочное существо, которого он никогда раньше не видел, и нетерпеливо протянул микрофон Марселэну.