— Дела идут, глупыш! — говорил Бенуа, бросая Тарзану кусок сахара. Щенок визжал от радости. — Этот звереныш — настоящий страус. Жрет решительно все!
Тарзан, виляя хвостом, подтверждал его слова. Вильмон с негодованием вздыхал. А Бенуа продолжал бросать новые куски сахара.
Февральским утром Бенуа и Вильмон шагали по скрипящему снегу на аэродром. Тарзан резвился, путаясь у них под ногами.
Дружба Бенуа и Вильмона пришла к ним не сразу. Она складывалась постепенно, и они сами не могли бы сказать, что их сдружило. Они никогда не разговаривали о значительных вещах. В детстве и в юности никогда не встречались. Единственное, что их объединяло, — это решение не согласиться с поражением Франции. Но они смутно чувствовали какую-то внутреннюю общность. Это была одна из тех молчаливых дружеских связей, которые не требуют словесных излияний, но вместе с тем рождают чувство спокойной уверенности.
Вильмон еще помнил, прибытие первой почты. Кинувшись к приземлившемуся «Дугласу», он на ходу крикнул:
— Пополнение?
Бенуа метнул на него мрачный взгляд.
— Придумай что-нибудь другое, если хочешь посмешить! Каждый раз, когда настроение падает, говорят о самолете с пополнением… С этим полковником
Дюваном и генералом Фантомом пропадешь, черт бы взял их обоих!.. Хочешь пари? Два запасных мотора для Сарьяна и десять ящиков консервов для нас…
С самого начала разгрузки стало ясно, что Бенуа прав. Под руководством Сарьяна механики с бесконечными предосторожностями вытаскивали из самолета мотор в деревянном ящике.
— Видишь? — коротко бросил Бенуа.
Но вот Кастор, уже успевший залезть в кабину, стал спускаться с самолета с большой пачкой писем в руках. Стоя под трапом, летчики зачарованно смотрели на него.
— Господа! Не сон ли это? Почта!
Началась раздача писём. Лирон… Колэн… Пикар… Леметр…
— А мне? — спросил Бенуа.
— Открытка… правда, она послана полгода назад!..
Кастор обернулся к Вильмону.
— Сочувствую, старина! Твоя подружка не балует тебя письмами.
— Почитаем вместе мою, — сказал Бенуа.
Он стал громко читать. «Мой дурачок, ты, кажется, у русских. Помни обо мне и привези мне шубку из норки. Тысяча поцелуев. Моника».
— Ты имеешь право на пятьсот поцелуев и должен оплатить половину стоимости шубки.
— Превосходно, — ответил Вильмон.
— Но самое оригинальное — то, что я уже не помню, кто такая Моника.
Они расхохотались. Кастор завершил свою роль почтальона. Он уходил, держа в руках толстую пачку писем.
— Это погибшим? — остановил его Вильмон.
— Только для Перье. Тридцать семь… И все — один и тот же почерк…
…В этот день все-таки прилетело пополнение: вот они и спешили встретить прибывших, шагая по февральскому снегу. Впереди шел Марселэн. За ним остальные летчики. Все. На посадочной полосе уже останавливался транспортный самолет.