В конце взлетной полосы «гоэланд» на бреющем полете пронесся над ремонтной летучкой, катившейся ему навстречу. Леметр успел заметить перекошенные лица и грозящие ему кулаки — и больше ничего. Ничего, кроме удаляющейся земли, встречающего неба и надвигающегося моря.
Тогда, только тогда он обернулся. Спрятавшийся в хвосте самолета Дюпон поглаживал свой свежевыбритый подбородок. А Бенуа смеялся:
— Для начала неплохо!
На земле сержант и ремонтники с летучки смотрели, как, сверкая на солнце, удаляется на север маленькая стальная молния.
— Надо доложить капитану Флавье, — сказал сер-ж, шт.
И в предвкушении этого многообещающего разговора он глубоко вздохнул.
Капитан Флавье уже был в курсе дела. Он не знал имен улетевших, но знал, что им удалось поднять в. воздух один из «гоэландов» его базы. Еще до рапорта сержанта ему доложили об Этом зенитчики. Он слышал выстрелы, видел облачка разрывов вокруг самолета, который на полном газу уходил на север. И он понял. Он не сказал об этом никому. Так никогда ничего никому и не сказал.
Шардон и Вильмон также знали о происшедшем: Им все объяснили те же небольшие облачка, то же сверкание стали на фоне безукоризненно голубого. Они молчали — к чему слова? Мозг каждого сверлила одна и та же мысль: «Им удалось!» Но кто они? Этого никто не знал. Друзья, братья, товарищи. Возможно, знакомые, может быть, и нет. Это не имело значения. Они улетели на неисправном самолете, почти без горючего, чтобы завоевать право не валяться на солнечном пляже в то время, когда мир охвачен войной. Мятежное племя, они отказались от оазиса. Безоружные воины, они требовали оружия. Осторожные люди, они искали опасности. Авантюра, которая вела их над Средиземным морем к орудиям Гибралтара, имела точный смысл. Она сливалась с тем великим пульсом войны, который управлял совестью людей. Этот маленький самолет, затерявшийся где-то между Африкой и Европой, по-своему присоединялся к тем эскадрильям. Которые из Лондона, из Москвы или с берегов Америки громили фашизм.
Шардон и Вильмон, по-прежнему привязанные к африканскому берегу, поджидали Ле Гана. Но Ле Ган не приходил. Шардон нервничал.
— Господи, что же он медлит! Что он тянет!.. Послушай, тут что-то неладно… Не случилось ли…
Да, — сказал Вильмон изменившимся голосом, — мне кажется, с ним действительно что-то случилось.
В нескольких метрах от них шел Ле Ган. Лицо его было бесстрастно. — он не выдал друзей ни словом, ни жестом. Его сопровождали двое жандармов. Щардон всегда понимал, что это возможно, что “такое бывает. Но он никогда не думал, что это случится с ними. Жандармы и их пленник были уже далеко, а он все еще не мог взять себя в руки.