— А чем, собственно, занимались его друзья — хиппи? — спросил Данда.
— Принимали наркотики. Собирались, например, на квартире у Берана и пили всякую дрянь. Как нам однажды похвастался Хиппи, пару раз им удавалось достать настоящий гашиш, а в основном они готовили себе «коктейли» из различных медикаментов и алкоголя. По словам Берана, они иногда выезжали повеселиться с девушками в Северную Чехию и Моравию.
— Сколько же человек было в его группе? — поинтересовался Данда.
— Кажется, десять. Но главное, как утверждал Хиппи, каждый из них готов был по решению группы отправиться на тот свет. Сказать «чао», как он выразился.
— Так он получил приказ от своей группы?
— Нет, что вы! Это было его личное желание. Думаю, он сделал это потому, что в армии у него не было возможности доставать эти самые «коктейли». Оказавшись в безвыходном положении, он и попытался покончить жизнь самоубийством.
— Но это же настоящая трагедия…
— И не только этого глупца. Доктор Дворжачек рассказывал, что через четырнадцать дней после того, как Хиппи привезли в Центральный военный госпиталь, этот наркоман получил открытку со следующим текстом: «В дальний путь я еще не отправилась, но сделаю это: ведь я тебе твердо обещала. Встретимся на небесах, в царстве блаженства. Твоя Ингрид». Хорошо еще, что Хиппи, получив открытку, стал всем хвастать, какие у него верные друзья: все, как один, готовы вслед за ним совершить самоубийство. Дежурная сестра, услышав это, рассказала обо всем доктору Дворжачеку, и тот выведал у Хиппи адрес этой самой Ингрид. Все материалы он потом передал в министерство внутренних дел. Что было дальше — он не знает.
— Ну, товарищ журналист, тебе здорово повезло! Прямо сейчас можно садиться и на этом материале писать статью, — подал голос капитан Штястный. — Хорошо журналистам: можно продолжать работу и на госпитальной койке.
— Я бы не сказал, что испытываю большое желание писать о таком печальном случае.
— Действительно, веселого здесь мало, но жизнь ведь состоит не из одного веселья, в ней чередуются взлеты и падения.
— Думаю, тебе, Йозеф, как летчику-истребителю еще не доводилось испытать падение?
— В этом случае я бы тут уже не лежал, — пошутил Штястный.
— А все же хоть раз в твоей летной практике был случай, который мог привести к катастрофе? — не отставал Данда.
Штястный внимательно посмотрел на него и ответил уклончиво:
— Что-то не припомню.
— А может, просто не хочешь припоминать? Ведь не будешь же ты убеждать меня в том, что ни разу не попадал в драматические обстоятельства, когда жизнь твоя была в опасности.