Эту фирму я знал, полное ее название было “Узлы Горничных и Производство Механизмов, Инкорпорейтид”, хотя на вывеске фигурировала только “Горничная”. Похоже было, что эта старая калоша готова выложить все, что меня интересовало.
И я продолжал любопытствовать.
— А когда вы продали свои акции — до или после того, как выдали лицензию “Механизмам”?
— Как? Что за глупость ты задумал?
Тут она начала рыдать. Слабой рукой взяла носовой платок, потом отбросила его — лейтесь, слезы.
— Он обманул меня! Обманул меня! Этот грязный подлец обманул… обвел меня вокруг пальца. — Она шмыгнула носом и уже задумчиво добавила: — вы все меня обманули… а ты — больше всех, Дэнни-бой. И это после хорошего, что было между нами. Она снова разрыдалась.
Я решил, что эйфорион не стоит своей цены. Хотя, может быть, рыдания доставляли ей удовольствие.
— Как он обманул вас, Белл?
— Как? А вот как. Он завещал все свое состояние этому гадкому отродью… после того, как я ухаживала за ним, пока он болел. Ведь она ему даже не родная дочь. Это же все знают.
Это была первая добрая весть за весь вечер. Значит, Рикки все же получила приличное состояние, даже если мои деньги не попали к ней. И я вновь задал свой главный вопрос:
— Как звали бабушку Рикки? И где они жили?
— Кто жил?
— Бабушка Рикки.
— Какой Рикки?
— Дочери Майлза. Напрягите мозги, Белл. Это очень важно.
Она подскочила, как ужаленная, ткнула в меня пальцем и завопила:
— Я знаю! Ты был ее любовником, да-да. Эта гнусная маленькая ябеда… и этот ужасный кот.
Я еле сдержался при упоминании о Пите. Но все-таки сдержался. Я взял ее за плечи и чуточку встряхнул.
— Взбодритесь, Белл. Я хочу знать только одно. Где они жили? Как Майлз адресовал письма, когда писал им?
Она топнула на меня ножкой.
— Я ничего тебе не скажу! Весь вечер ты допрашиваешь меня, словно сыщик, — и тут же, словно мгновенно протрезвев, спокойно ответила. — Я не знаю. Бабку звали Хэнекер или что-то вроде. Я ее видела только один раз, в суде; они улаживали формальности с завещанием.
— Когда это было?
— Естественно, сразу после смерти Майлза.
— А когда умер Майлз?
Она снова переключилась.
— Много хочешь знать! Ты как дрянной шериф… вопросы, вопросы, вопросы!
Потом она посмотрела мне в глаза и выдала с мольбою в голосе:
— Давай забудем обо всем и будем просто сами собой. Сейм есть только ты, и я, дорогой… и у нас вся жизнь впереди. В тридцать девять лет женщина еще молода. Шульц, этот старый козел, говорил, что я моложе всех на свете! Мы можем быть так счастливы, дорогой. Мы…
“Хватит разыгрывать детектива”, — подумал я и поднялся.