Стоял один из тех жарких дней, когда неподвижный воздух, кажется, вырывает изо рта дыхание. Горячие волны отрываются от тротуаров и, тошнотворно вибрируя, качаются над головой, словно призрачные змеи, готовые к нападению. Асфальт на улицах напоминает болото, он липнет к обуви, угрожая засосать ее.
— Слишком жарко, — стонут друзья, когда я приглашаю их с собой на ленч.
Кэрол, однако, согласилась.
— «Юнион Пасифик»? — спросила она. — Заметано! Скажи только, кем ты собираешься стать.
— О боже, — сказала я. — В такую жару я не могу ходить в парике. Меня ужасает сама мысль о макияже, нескольких слоях одежды… Что если я пойду такая, как есть? Столик я забронирую на твое имя, но не думаю, что вообще смогу есть. Просто посижу возле кондиционера и посмотрю на еду.
Придя в ресторан, мы оказались в полутемном вестибюле, таком восхитительно прохладном, что воспоминание об обжигающем тротуаре тут же исчезло. Женщина-администратор повела нас вокруг маленького бассейна, за водяной занавес. Кэрол подставила руку под падающие капли.
— У меня хорошее предчувствие, — сказала она.
В ресторане было тихо, с высоких потолков лился бледный приглушенный свет. Администратор посадила нас в кабину в задней части помещения. Золотистый свет, лившийся из-под стеклянной крыши, был лишен жара. Один официант взбивал подушки, другой накрыл стол — поставил вазы с лимонами и бокалы с ледяной водой.
— Кажется, тебя вычислили, — сказала Кэрол.
— Почему ты так решила? — спросила я. — Только потому что нам достался самый большой стол и… — Я замолчала, пораженная чьими-то стонами.
За соседним столом сидела женщина. Она и стонала.
— Мм… — подвывала она с набитым ртом и широко раскрытыми глазами. — Мм…
Мы обе уставились на нее, но она ничего не замечала: сосредоточилась на собственных вкусовых ощущениях.