Ей исполнилось десять. Она провела в санатории шесть лет и занималась уже по программе пятого класса. Образование, которое она получила, все ее навыки, привычки и вкусы, весь ее кругозор — все было как у белого ребенка. Только кожа осталась прежней.
В начале той, шестой весны, примерно через неделю после очередного просвечивания, Кэнайну вызвали в кабинет врача.
— Мы хотим сообщить тебе добрую весть, — улыбаясь, сказал он. — Последний очажок в твоем больном легком зарубцевался, и теперь ты можешь спокойно отправляться домой. Мы связались с твоими родителями. Они провели всю зиму в лесах, ставили ловушки, но теперь, как нам сообщили, уже возвратились на лето в Кэйп-Кри. Реки еще не вскрывались, и туда ходят самолеты с лыжными шасси.
Кэнайна потупилась. Она не сможет узнать своих родителей, она не сможет разговаривать с ними на их языке.
Она думала о санаторной библиотеке, о школьных занятиях, о мягкой, всегда чистой постели. Воспоминания о Кэйп-Кри давным-давно стерлись, расплылись, она предчувствовала, что ничего прежнего там не узнает.
- Через три-четыре дня прибудет сестра и отвезет тебя на поезде на север, — сказал врач. — Ты рада, что скоро будешь дома?
Кэнайна молча уставилась в пол.
Непрестанный рев моторов засел у нее в ушах. В самолете было еще пятеро: два индейца, экипаж из двух человек и констебль конной полиции. Где-то далеко позади остался Мусони, где медсестра посадила Кэнайну в самолет, предоставив ей одной совершить остаток пути, а где-то впереди, уже совсем близко, находился Кэип-Кри. Кэнайна глядела на причудливо извивавшееся под крылом побережье залива Джемса. Стоял апрель, и на юге, там, где находился санаторий, уже наступила весна, но здесь все было завалено снегом и томилось в когтях зимы.
Внезапно шум моторов ослабел, самолет накренился, и Кэнайну прижало к стенке кабины. Под ними, змеясь и петляя по лесам и болотам, проплывала широкая, покрытая льдом и снегом река, впадавшая в скованную льдом бухту. Южный берег устья округлым мысом вдавался в залив. На поляне, примерно в пяти милях вверх по течению, Кэнайна различила горстку домов и вигвамов.
Насколько хватал глаз простиравшееся за поселком пространство было усеяно бесчисленными замерзшими прудами и озерами, белые пятна которых резко выделялись на темном фоне елового леса. Многие из них разделяли только узкие перешейки.
Самолет приближался к беспорядочной кучке домов на речном берегу. В одном конце стояло три ослепительно белых сборных дома с красными крышами, просвечивавшими сквозь снег. Кэнайна знала, что это лавки и склад Компании Гудзонова залива и дом начальника почты. В другом строении с красной крышей и маленькой прямоугольной башенкой Кэнайна признала церковь, в белом коттедже рядом с церковью жил миссионер. Там стояло еще несколько домов, серых, невзрачных, но почти все остальные жилища были забуревшие от ветхости и прокопченные вигвамы, их крыши вспарывали черные железные печные трубы.