Кэнайна села на стул, ее мать и тот человек — на кровать. Последовало долгое, мучительное молчание. Кэнайна украдкой наблюдала за ними, бросая короткие, быстрые взгляды. У матери было доброе, милое, хотя и очень изможденное лицо. Вокруг глаз и уголков рта веером разбегались тонкие морщинки, и оттого казалось, что на нем постоянно играет улыбка; сквозь огрубевшие покровы все еще пробивалась красота, возродившаяся ныне в Кэнайне.
В дверях хибарки столпились ребятишки, которые, пересмеиваясь, с любопытством заглядывали в дом. Наконец мать что-то сказала им, и одна из девочек, постарше и покрупнее других, протиснулась вперед и с робким видом повернулась к Кэнайне.
— Меня зовут Элен Чичикан, — сказала она по-английски. — Я помню, как ты уезжала. Это было давно. Я три года ходила в школу в фактории Мус и научилась там говорить по-английски. Твоя мама хочет знать, почему ты говоришь только по-английски. Почему ты разучилась говорить по-нашему, как другие мускек-оваки?
- Давно не видела никого из рода мускек-овак,вот и разучилась, — ответила Кэнайна. — Я забыла,но скоро снова вспомню.
Элен перевела ответ Кэнайны, мать энергично закивала. Потом Кэнайна спросила:
— Этот человек — мой папа?
Элен кивнула.
— Да, — сказала она, — это Джо Биверскин. Он отличный охотник. А твою маму зовут Дэзи. Этой весной они очень рано вернулись сюда, в Кэйп-Кри, и многие другие семьи тоже, потому что зима была очень трудная. Бобров было очень мало, не было никакой дичи. Люди голодали. Сейчас остались только кролики, больше ничего нет, и все ждут, когда прилетят нискук, когда прилетят гуси.
Теперь Кэнайна внимательней присмотрелась к отцу. Широкоплечий, крепкогрудый, он был чуть не на голову ниже матери, а казался еще ниже. Его штаны вместо ремня были схвачены в поясе потертой, засаленной веревкой. Лицо у него было большое и круглое. И Кэнайна никогда не видела такого широченного я плоского носа. Маленькие, темные, глубоко посаженные глаза безучастно уставились в пустоту. Кэнайна до сих пор не слышала от него ни слова и спрашивала себя: а вдруг он недоволен, что она вернулась домой, в Кэйп-Кри?
Мать стала расспрашивать Кэнайну про лечебницу и про то, как ей жилось там. Элен переводила все вопросы и ответы, и Кэнайна начала узнавать слова родного кри. Через несколько минут отец Кэнайны, по-прежнему не говоря ни слова, поднялся и вышел. Толпа детишек постепенно редела.
Некоторое время спустя Дэзи Биверскин тоже вышла из дому, и Кэнайна видела, как мать, захватив топор, исчезла в соседней рощице. Кэнайна осталась дома и робко разговаривала с Элен Чичикан. Через несколько минут мать возвратилась со свежесрубленными жердями и большой охапкой пихтовых веток. Положив в углу на пол четыре жерди так, что из них получился прямоугольник футов пять на два, она завалила их ветками, получился упругий душистый матрас. Потом взяла с постели стеганое одеяло и подстилку из кроличьего меха и бросила на ветки. Кэнайна поняла, что это ее постель.