Взошла заря, бледно осветив стены замка, и герцогиня предстала перед тем, чего боялась больше всего. Поднеся к лицу зеркало, она с громадным неудовольствием увидела признаки того, что ненавидела больше всего на свете — старение. Под глазами стали заметны мешки, а когда она улыбалась, прорезались морщинки, хотя смеялась она очень редко. Выражение разочарования отложило свой отпечаток на форму ее губ, кожа потеряла свой жизнерадостный цвет, особенно бледной выглядела она при жестком утреннем свете. Элизабет глубоко вздохнула, как бы подводя этим вздохом итог своей жизни и надеждам.
Затем она устало поднялась по каменной винтовой лестнице и вошла в сводчатую комнату мужа, где по-прежнему в камине полыхал огонь, несмотря на легкий туман, расстилавшийся над землями Норфолка и обещающий еще один день обжигающей жары. На постели она увидела своего мужа, завернутого в несколько одеял, но дышащего нормально и только слегка потного, а его голову продолжал поддерживать крепко спящий доктор Захарий.
Элизабет остановилась в дверях и внимательно посмотрела на них. Никакого сомнения не могло быть. Эти два лица — сейчас такие близкие одно от другого — были неоспоримым доказательством. Но кто же, спрашивается, была его мать, и сразу же к этой женщине родилась зависть. К ней, завоевавшей любовь Томаса, когда тот был молод и силен, и родившей такого яркого и жизнелюбивого ребенка, тогда как ее собственной долей стала жизнь с мужем, который, скорей всего, никогда не любил ее; не по годам своевольный сын и необоснованно честолюбивая дочь. И что же в конце всего этого? Какой бессмысленной кажется и так очень короткая жизнь. Элизабет повернулась и ушла в свою комнату, чтобы там оплакать бесполезность и пустоту своей жизни.
Крепко спавший Захарий услышал приход герцогини, резко дернулся и проснулся. В тишине комнаты он слышал ровное дыхание отца, а дотронувшись до его лба, почувствовал, что он едва влажен — это означало, что кризис миновал. Прижав ухо к груди герцога, он прослушал его легкие и не услышал зловещего звука накопившейся жидкости. Итак, предсказание исполнилось: герцог Норфолк будет жить, дабы сыграть предназначенную ему роль в судьбе Англии.
Не поднимая шума, Захарий собрался уезжать, и утренний туман все еще лежал на земле, когда он последний раз бросил взгляд на замок Кеннингхолл — башни, ярко освещенные все еще невидимым солнцем, дымок от очага в спальне герцога неподвижно висел в воздухе. Все предвещало славный день.
— Говорят, что леди Анна находится на грани жизни и смерти, ее отец уже пережил кризис, и Георг Болейн, когда я уезжал от него, явно поправлялся.