— С огромным триумфом, миледи. В ваш собственный дом Стренде, с садами, спускающимися к реке.
— Как прекрасно это звучит. Но что потом, Захарий, что потом?
Она уже почти спала.
— Через пять лет, — прошептал он, — ваша голова будет увенчана короной Англии. — Ее ресницы вздрогнули, но ничто другое не подтверждало, что она слышала его. Она дышала глубоко и ровно и казалась глубоко спящей. Захарий прочел мысли Джейн и улыбнулся.
— Нет, я не отравил ее, — успокоил он ее. — Когда я увидел вас, я понял, что больше не люблю Анну. Я так хорошо вас знаю. Я видел вас много раз, хотя в действительности это произошло только теперь.
— Я вас не понимаю, — опешила Джейн.
— Может быть, это вам все объяснит, — ответил Захарий Говард и, обняв ее, поцеловал с такой страстью, что она потеряла бы сознание и упала, если бы он ее не поддержал.
— Не согласитесь ли вы выйти за меня замуж? — спросил он.
— С превеликим удовольствием, — ответила Джейн, напрочь забыв о том, что еще час назад они были совершенно незнакомы.
* * *
Эпидемия потницы покидала Лондон, и из различных временных убежищ придворные стали съезжаться ко двору.
Захарий после задержки в Кенте на несколько дней из-за Джейн Уатт вернулся на Кордвейнер стрит в середине июля, хотя эпидемия еще не закончилась. Прежде чем уехать, он уговорил ее на брак по цыганскому обряду, увел в лес, который окружал Гевер, сделал надрезы на своей и ее руке, выдавив по капельке крови, смешал их. А потом, прикрывшись легкой простынкой, он доказал свое супружеское право прямо здесь, в Кентских лесах. Солнце освещало их обнаженные сплетенные тела, а ее всхлипы боли и радости тонули в пении птиц. И он сам, словно дикое животное, чувственный и неиссякаемый, не насытился, пока не овладел ею полностью.
— Скажи леди Анне, что ты поедешь с ней в Лондон как член ее семьи, — сказал он, когда они расставались на опушке леса. Он наклонился из седла, чтобы еще раз поцеловать ее.
— А если она не согласится?
— Она согласится.
Возвращаясь в дом своего отца, утратившая невинность, с рукой, ноющей от пореза, сделанного ритуальным ножом Захария, Джейн Уатт в глубине души испытывала возвышенное состояние, одновременно думая, не потеряла ли она рассудок.
Король, сопровождаемый Георгом Болейном и еще несколькими придворными, выехал из усадьбы Гудзон в конце месяца, когда он стал совершенно уверен, что эпидемия миновала.
Сидя на жеребце, он размышлял: «Каждый шаг этого животного приближает меня к дорогому, но до сих пор недоступному существу, отвергающему меня. И тем не менее я не нарушу своего обета. Я скорее откажусь от женщин вообще, чем прикоснусь к другой женщине».