— Юный Вестон, — сказал сэр Генри Норрис слегка покровительственным тоном. — У меня не было возможности поговорить с вами днем. Как дела? Как ваша жена?
Жизненный опыт зрелого человека подсказывал Фрэнсису, что последний вопрос задан неспроста.
— Она беременна, — беспечно ответил Фрэнсис, — и с этого момента останется в поместье Саттон. Я был у Ее Светлости, и она позволила Розе покинуть двор.
— Роза — красивое имя, и необычное.
— Ее настоящее имя Анна, мадам. Она поменяла его, чтобы не было путаницы. В нашей семье так много женщин, носящих имя Анна.
— И в моей, — засмеялась Мэдж, очевидно, намекая и на королеву, которая, как Фрэнсис уже слышал, терпеть не могла свою хорошенькую кузину.
— Можно мне, мадам, немного прогуляться с вами, пока совсем не стемнело? Если вы, конечно, не возражаете, сэр Генри.
Норрис не обрадовался этому предложению, но сразу не нашел отговорки, чтобы помешать им, поэтому, улыбнувшись своей кошачьей улыбкой и сделав реверанс, Мэдж сказала:
— Вы очень добры, сэр Фрэнсис. По вечерам бывает так одиноко, когда Ее Светлость рано отправляется спать.
— А как насчет вас? — спросил Фрэнсис вполголоса. — Вы рано ложитесь спать?
— Как прикажут Их Светлости.
— А если вам прикажет кто-нибудь другой, вы послушаетесь?
— Я предпочитаю просьбы, — ответила она холодно, ставя его на место.
От теннисного корта их уже отделяли заросли бирючины, образующие живую изгородь, поэтому Фрэнсис поднес ее пальцы к губам и сказал:
— В таком случае я умоляю вас, мадам. Я мечтаю о вас с того самого момента, как впервые увидел вас.
Она обернулась и странно посмотрела на него, слегка порозовев и кончиком языка облизывая губы.
— Послушайте, вы, нахал, вот так поворот! Я слышала, что вы — поклонник Ее Светлости.
— Так и есть, мадам. Но мы с ней только друзья. В вас я хотел бы найти нечто… большее.
Она ответила, покраснев еще сильнее:
— Моего расположения добивались более знатные поклонники, чем вы, сэр Фрэнсис.
Его поразило не то, что Мэдж влекло к любому мужчине — он слышал о таком, хотя никогда прежде не сталкивался с подобными женщинами, — но то, что она хочет унизить свою кузину и причинить ей боль. Вот уж действительно — у кошки есть когти. На какое-то мгновение он почувствовал себя виноватым, что предает и Розу, и Анну, но с глаз долой — из сердца вон. И если уж кому-то придется его ласкать, то пусть это будет женщина, которую он никогда не сможет полюбить. Это не повредит его браку и не будет предательством по отношению к королеве. И, как всякий истинный донжуан, легко отыскав утешение, Фрэнсис приободрился и, улыбнувшись, произнес: