С большим энтузиазмом, отметил Флинн, когда она, щебеча, хваталась за каждую кастрюлю, поднимала крышку, чем когда он подарил ей драгоценности.
Потому что это были ее кастрюли. Что-то, что принадлежало ей. Что-то из ее мира.
И у него стало тяжело на сердце.
— Должно получиться. — Она сложила посуду, выбрала подходящую кастрюлю. — Я знаю, это, должно быть, кажется тебе пустой тратой времени и сил, — сказала она, перекладывая соус. — Но приготовление — это своего рода искусство. И уж точно хорошее занятие. Я привыкла быть занятой. Несколько дней отдыха — это чудесно, но если я ничего не буду делать еще некоторое время, я просто сойду с ума. А сейчас я могу готовить…
Пока соус тихо закипал в кастрюле двадцать первого века, она отнесла древний казан в раковину, чтобы помыть его.
— …и ослепить тебя своим блеском, — добавила она, быстро и озорно оглянувшись через плечо.
— Ты уже меня ослепила.
— Ладно, подожди. Я тут думала, пока все это складывала, что я могла бы потратить недели, месяцы, приводя все это в порядок. Не иметь шаблона — это одно дело, но не иметь порядка — это совеем другого. Для книг можно сделать каталог. А некоторые комнаты просто завалены вещами. Я даже думаю, ты сам не знаешь, где что лежит. Ты мог бы составить списки своих картин, антиквариата, музыкальных записей. У тебя самая полная коллекция старинных игрушек, которую я когда-либо видела. Когда у нас будут дети…
Она замолчала, руки ее двигались в мыльной воде. Дети. Могут ли у них быть дети? Каковы правила? Может быть, она уже беременна? Они ничего не сделали, чтобы предотвратить зачатие. Или я ничего не сделала, подумала она, сжимая губы.
Откуда ей было знать, что мог сделать он?
— Послушай. — Она откинула волосы, быстро сполоснула казан. — Это все старые привычки. Списки, планы, распорядки. Единственный план, который нам нужен сейчас, — это какую приправу мне сделать к салату.
— Кейлин.
— Нет, нет, это все мое дело. Тебе просто нужно найти, чем заняться, пока все будет готово. — Она услышала печаль в его голосе, сожаление. И у нее нашелся ответ. — Все будет готово через час. Поэтому уходи.
Она повернулась, улыбнулась, прогоняя его. Но голос ее был слишком хриплым.
— Тогда я пойду, займусь Дилисом.
— Вот и хорошо.
Он вышел из комнаты, подождал. Когда по ее щеке скатилась слеза, он перенес ее на свою ладонь. И смотрел на эту слезу, пока она превращалась в пепел.