Нашествие (Казменко) - страница 5

Рихтеру повезло, он жил в прошлом веке, когда нашего отдела не существовало.

Та-ак, что там дальше? А, рапорт о спешном свертывании работ, масса смет и ведомостей к нему в виде приложения. Ну, конечно, ведь столько оборудования пришлось досрочно дезактивировать, не позавидуешь руководству экспедиции. Эти документы, конечно, ни один наблюдатель в своем уме изучать не будет. Поэтому - забыть о них. Хотя я их изучал, будь они неладны.

А вот, наконец, и меморандум об организации специальной программы "Кабенг". Развернутый план работ по изучению разумной жизни на Кабенге, пересмотренный план работ, вторая редакция пересмотренного плана. Очень похоже на то, что план пересматривался по достигнутым на отчетный период результатам, но попробуй теперь докажи это. И вопрос надо ли? Отчеты об экспедициях 526-го и 529-го годов. Доклад об установлении первичного контакта с онгерритами. Снова вопрос - можно ли считать контактом? Правда, надо отдать им должное, они сами этот вопрос поднимают, вот здесь, на последней странице доклада. Отчеты о продолжении работ во время второго периода доступности с 589-го по 586-й год. Все это я, конечно, помню. Гораздо лучше, чем помнил бы простой наблюдатель, выполняющий рутинное задание, но это не беда - вряд ли кто-то обратит на это внимание. А вот, наконец и наше время. Период доступности с 647-го по 682-й год. Одних ежегодных докладов больше двух тысяч страниц, не говоря уже о приложениях. Решение 658-го года о комплексном воздействии. Отчеты, сметы, справки. Черт ногу сломит. Именно так должно все это представляться рядовому инспектору Академии, изучавшему отчет группы лучших инфоров, которые в течении месяца исследовали проблему Кабенга...

Когда капсула замерла, наконец в объятиях фиксаторов и стала медленно погружаться в шахту, ведущую к приемной камере, я сделал то, что предписывалось инструкцией. Три команды - и все мои записи в мнемоблоках, сделанные при углубленном анализе информации о Кабенге, были стерты. Лишать себя памяти самое трудное, пожалуй, в нашей работе. Ведь вся наша жизнь - это то, что мы о ней помним. Но я не имел права ступить на Кабенг, владея этими воспоминаниями. Ставка была слишком велика, чтобы рисковать. Конечно я помнил - не мог не помнить своей обычной, человеческой памятью этот сумасшедший месяц в Академии и восемнадцать суток полета на "Лонготоре", но бесчисленные данные о Кабенге и связи между этими данными, прошедшие за это время сквозь мое сознание и зафиксированные в мнемоблоках, были стерты. Я помнил теперь лишь то, что было доступно рядовому наблюдателю. Такая у меня работа.