Я вышел из спальни, включил свет в ванной и, щурясь, сел на холодный бортик.
— Веро. Ты в порядке? Что случилось? В чем дело, милая?
Она ответила не сразу. Кто-то прошел внизу, насвистывая. Свист повторился, уже громче. Приблизился, удалился и еще долго прыгал эхом по улице и крышам. Веро вздохнула, и я услышал, как у нее перехватило дыхание, как заклокотало в горле.
— Чарли, мне нужно сказать тебе кое-что… — Она понизила голос до шепота: — Я беременна.
Я скользнул взглядом по ванной: бритва Джо возле крана, штора, темное пятно на полу, под раковиной. Мысли путались, и, чтобы составить правильно предложение, их требовалось привести в порядок. Я подошел к двери, осторожно закрыл ее и, опустившись в ванну, вытянулся на холодном фарфоре.
— Прекрасно. Рад за тебя. За тебя и за Марка.
Она чуть слышно усмехнулась:
— Марк ни при чем, Чарли. Он был в Париже. Мне очень жаль, я все рассчитала… Столько раз писала на белые полоски, что больше уж и нечем.
Сердце дрогнуло и побежало быстрее.
— Господи, Веро. В смысле… мы же не… Я думал…
— Извини.
И снова долгая пауза.
— Что будешь делать?
— Не знаю. Не знаю, что делать. Я рассказала Марку. Что беременна. Но не сказала, что от тебя. Он посмотрел на меня как на дерьмо. — Она всхлипнула и заплакала. — Марк ушел сегодня вечером… к своим родителям. Собрал вещи и ушел.
Я обхватил голову руками, зажал телефон между ухом и плечом и ткнул ногой кран.
— Но я… я не могу. Ты же знаешь, что я не могу. Я слишком молод для отцовства. Может быть, ты… Ну, я могу приехать и побыть с тобой, пока ты… Тебе нельзя оставаться одной.
— Не знаю, Чарли. Я ничего не знаю. Позвоню завтра. Позвоню, когда решу что-нибудь.
— Подожди, Веро…
Она дала отбой. Я просидел в ванной еще час или два, снова и снова набирая ее номер, но всегда попадал на голосовую почту. Я столько раз слышал ее голос — на английском, потом на французском, — что слова утратили смысл, отделились от того, что пытались выразить. В конце концов я вернулся в спальню и проскользнул под одеяло.
Я проснулся с ощущением, что что-то не так, что-то случилось, но вспомнил не сразу, а когда вспомнил, прошептал «бля» не раз и не два.
На работу я отправился пораньше и долго сидел в своем закутке, терзая в клочки бумагу и бросая в стеклянную стену теннисный мяч. В конце концов девушка с мышиными волосами — ее звали Ребекка, и она писала о балете — не выдержала и попросила прекратить. Веро позвонила перед самым обедом. Говорила она быстро и нервно и, похоже, успела выпить.
— Мне нужно тебя увидеть. Думаю, нам необходимо обо всем поговорить. Лицом к лицу.