— Спасибо.
Это произнес Адам. Она не могла говорить. Не могла смотреть на него. Не могла двинуться, пока он не положил ей руку на плечо:
— Все в порядке, Мей. Я знаю.
— Знаешь? — Она подняла на него глаза. — Что ты знаешь?
— Про лепестки.
У нее перехватило дыхание.
— Что ты знаешь? — прошептала она.
— Я знаю, что ты собрала их и положила в томик стихов.
Собрала их. Звучит красиво. Но на самом деле она ползала в темноте на четвереньках, скользила на замерзших лужах, но не сдалась, пока не собрала лепестки, все до единого. Руки замерзли так, что она не чувствовала свои пальцы, ладони.
— Откуда? Никто не знал…
— Я взял эту книжку, когда ждал тебя в твоей гостиной. Оттуда выпал лепесток. Тогда я ничего не понял. Я прозрел гораздо позже, когда догадался, что ты сделала для Саффи. Поэтому я позвонил тебе снова. И это спасло мне жизнь. Если бы я лежал в постели, а не разговаривал с тобой, сидя на полу…
— Дед заставил меня выбирать, — сказала Мей быстро, потому что боялась слушать, как близок он был к гибели. — Или я поклянусь больше никогда не видеть тебя, не разговаривать с тобой, или Саффи отправится в тюрьму.
— Но когда ее отпустили…
— Мы дали друг другу слово. Он свое слово сдержал. — Мей ласково взяла в руки его лицо, поцеловала синяк на скуле. — Забудь об этом, Адам. Это все позади.
— Как это может быть позади? — спросил он. — Когда я полз и полз по развалинам того отеля, я видел перед собой твое лицо. Я выжил потому, что думал о тебе.
Она прервала его речь поцелуем. Потом начала медленно расстегивать свой жакет.
— Что ты делаешь?
— Собираюсь вернуть потерянное время, — сказала она, роняя жакет на пол. — Хочу взять назад то, что у нас украли. — Она расстегнула пояс юбки, секунду поколебалась, подняла на него глаза и спросила: — Могу я надеяться на помощь с молнией?
Он смотрел на нее не отрываясь. Он расстегнул молнию и, когда юбка упала на пол, положил руку на теплый изгиб ее бедра, наклонился и поцеловал ее.
Как будто они снова стали восемнадцатилетними. Подростки, касающиеся друг друга, проникнутые важностью происходящего, понимающие, что другого такого момента в их жизни не будет, что оба они сейчас изменятся навсегда.
Такой она была тогда. Сияющей. Горевшими, как фонари, глазами она сообщала ему, чего она хочет. Робкая и страстная одновременно. Наивная и смелая. Невинная, как младенец, она все же знала больше его. Знала, чего она хочет. Чего хочет он. Она диктовала неторопливый ритм, заставляла его ждать, заставляла чувствовать себя божеством.
Это же она делала и теперь. Расстегивала пуговицы на его рубашке и медленно отступала к спальне. Она целовала каждый его синяк. Тихонько застонала, когда он зажал ее между колен.