— Лезьте, хлопцы, рубайте, — заговорщицки подмигивал он. — Только щоб пузы не полопались.
Ребята любили свой двор. В центре просторного, покрытого асфальтом квадрата — маленький зеленый островок — овальная клумба, гордость всех жильцов. Обычно весной ее делили на крохотные участки, и каждая семья высаживала на своем участке что хотела — на свой вкус. Интересная это была клумба — «коммунальная», как называл ее Андрей Антонович Севидов. Ранней весной клумба была засажена одинаковой зеленой рассадой. Но потом ясно обозначались участки: рядом с анютиными глазками зеленый горошек, или вдруг вымахивали высоченные подсолнухи. Смешная получалась клумба.
Асфальт во дворе старый, потрескавшийся. Ольга любила обводить мелом эти трещины. Получались замысловатые рисунки. А если обводить трещины на выбор, то можно нарисовать корабль под парусами, смешную рожицу, замок с высокими, острыми башнями.
Сейчас двор был усыпан битым кирпичом, стеклами, «коммунальную» клумбу придавила рухнувшая стена. Ольга бросилась в пролом, упала, сильно ударилась об острые кирпичи. Борис помог ей подняться. Они оказались в квартире дяди Игната. Потолочное перекрытие обрушилось, соединив первый этаж со вторым. На втором этаже прежде была квартира Севидовых. Там, наверху, зацепившись за радиатор парового отопления, висела, чуть покачиваясь, детская кроватка. Ольга оцепенело смотрела на кроватку Ванюшки. Борис шагнул-в комнату, осмотрелся. Все было разбито, разбросано. Целой оказалась только ножная машинка фирмы «Зингер». На нее упал шкаф, дверца его оторвалась, обнажив пустоту. Борис нагнулся и поднял зеленую «испанку», которую носил Ванюшка. Ее привез Андрей, когда вернулся в тридцать восьмом из своей дальней командировки. Борис отряхнул «испанку» от коричневой пыли и подал Ольге. Та машинально взяла «испанку» и, стоя все в той же позе, продолжала неотрывно смотреть на кроватку. Борису стало не по себе. Он сжал кулаки и закричал исступленно:
— Эй! Кто есть?!
Прислушался к тишине и снова закричал:
— Эй, кто живые?!
Послышался надрывный старческий кашель. В проломе стены выросла сгорбленная фигура. В ней трудно было узнать дворника дядю Игната. Несмотря на июльскую жару, Игнат Матвеевич был одет в засаленную телогрейку, а голова повязана женским платком в крупную клетку.
Ольга все стояла не шелохнувшись и смотрела на «испанку» сына. Борис шагнул к старику.
— Игнат Матвеевич, где…
— Чего кричишь? Все спят. Не кричи. — Глаза старика были как-то странно округлены. Он смотрел на Бориса рассеянно и… не узнавал!